Вернемся к Джессике. Мы, вампиры, бездушны, это правда. Номы не предаем подобных себе. Мы не уничтожаем ради удовольствия. А я боюсь, чтомир вампиров уничтожит Джессику.

Может, лучше позволить ей жить как обычному подростку?Оставить проблемы нашего мира нашему миру, а не взваливать их на плечи невиннойамериканской девчонки, которая хочет ездить верхом, хихикать с лучшей подругой(я испытываю что-то вроде извращенной симпатии к Мелинде, которая помешана навопросах секса) и целоваться с простым крестьянским парнем?

Жду твоего ответа, хотя и предчувствую, что он будет резкоотрицательным. Василе, ты воспитал во мне не только безжалостность, но ивеликодушие, а потому честь велит мне задать эти вопросы.

Скоро поправлюсь,

твой Люциус.

P.S. Относительно кукол: попроси пришить им пуговицы вместоглаз. Кажется, это их главная «фишка».

— Мам, расскажи, что вчера ночью случилось.

Мама сидела в кабинете, с очками на носу, изучая последниевыпуски научных журналов. При звуке моего голоса она взглянула на меня:

— Я надеялась, что ты об этом заговоришь.

Она показала на потрепанное кресло у стола. Я села и укрыланоги потрепанным перуанским одеялом.

Мама развернула ко мне стул, подняла очки на лоб иприготовилась к непростому разговору.

— С чего начнем? С того, что произошло между тобой иЛюциусом на крыльце?

Я вспыхнула и отвела глаза:

— Нет, об этом я говорить не хочу. Давай поговорим о том,что произошло два дня назад, когда Люциуса сюда принесли. Почему сюда? Почемуне в больницу?

— Джессика, я уже объясняла: Люциус особенный. Не такой, каквсе.

— В чем же он особенный?

— Он вампир. Доктор, получивший образование в американскоммедицинском колледже, не сможет правильно его лечить.

— Мам, он обычный парень.

— Ты все еще в это веришь? Даже после того, что увидела,подсматривая под дверью?

Уставившись на свои руки, я накрутила на палец нитку изодеяла и оторвала ее:

— Мам, все так запуталось...

— Джессика...

— Да?

— Ты же дотрагивалась до Люциуса.

— Мам, ну пожалуйста!

Нет, об этом лучше не вспоминать.

Мама невозмутимо посмотрела на меня:

— Мы с твоим отцом не слепые. Папа застал конец вашего...кхм... разговора с Люциусом на Хеллоуин.

Я порадовалась, что лампа едва освещает письменный стол,потому что мои щеки пылали.

— Мы просто поцеловались... Даже не по-настоящему.

— Когда ты дотронулась до Люциуса, ты не заметила ничегонеобычного?

Холод его кожи... Я сразу догадалась, о чем она, нопочему-то продолжала упорствовать:

— Не знаю. Может быть.

Мама сообразила, что я не до конца откровенна, и вернулаочки себе на нос. Очевидно, разговор закончен. Маму всегда раздражало нежеланиепроявить гибкость ума в непростых ситуациях.

— Джессика, хорошенько подумай о том, что произошло вгостиной. О том, что ты почувствовала. О том, во что ты верить.

— Я хочу верить в то, что реально, — простонала я. — Я хочупонять, что происходит на самом деле. Мам, а как же эпоха Просвещения?Логическое мышление искореняет предрассудки... и все такое… Исаак Ньютон,который раскрыл великую тайну гравитации, утверждал, что правда — его лучшийдруг. Как существование вампиров может быть правдой?

Мама долго на меня смотрела, обдумывая ответ. Мерно тикаличасы на столе.

— Между прочим, Исаак Ньютон всю жизнь верил в астрологию, —жестко произнесла она. — Вот тебе и рациональный ученый!

— Ой, правда? А я не знала...

— Альберт Эйнштейн раскрыл секреты атома, в существованиекоторого никто не верил еще лет сто назад. Так вот, Эйнштейн однажды сказал:«Самое прекрасное, что только можно испытать, — это тайна». — Она помолчала. —Если атомы существуют везде, хотя их и не видно, почему бы не существоватьвампирам?

Да, отличный аргумент.

— Мам...

— Что?

— Я видела, как Люциус пил кровь. И его клыки видела.

Мама успокаивающе потрепала меня по руке:

— Добро пожаловать в мир тайн, Джессика. — На ее лицонабежала тень. — Пожалуйста, будь осторожна. Это непростой мир. Непознанный.Таинственное может быть прекрасным — и опасным.

Я понимала, что она говорит о Люциусе.

— Мам, я буду осторожна.

— У Владеску репутация безжалостных вампиров, — прямосказала она. — Нам с отцом Люциус нравится, однако нельзя забывать о том, чтоон получил совсем не такое воспитание, как ты. И дело вовсе не в его богатстве.

— Ага, я знаю, он мне рассказывал. Но повторяю, я ничего кнему не испытываю.

Ложь.

— Как бы то ни было, ты всегда можешь со мной поговорить. Ис папой тоже.

— Спасибо. — Я скинула одеяло, встала и поцеловала ее вщеку. — Теперь мне нужно подумать.

— Конечно. Я тебя люблю, Джессика, — сказала мама ивернулась к своим научным журналам.

Несмотря на все предостережения, несмотря на ее очевидноебеспокойство, в ее голосе сквозило понимание.

Дорогой Василе!

Я по-прежнему ожидаю от тебя ответа. Какая судьба ожидаетДжессику, займет ли она трон? Неужели тебе нечего сказать? О чем говорит твоемолчание?

Если честно, Василе, я устал от необходимости решать такиесложные вопросы без малейших подсказок в тысячах миль от дома. Меня  утомляетсоперничество с крестьянином. Меня истощили проклятые переломы. Я с нетерпениемжду... чего? Чего-то, что я не могу даже назвать. Меня тревожат мысли о прошломи будущем.

В отсутствие инструкции с твоей стороны, я продолжу так, каквелит мне инстинкт. Вряд ли ты одобришь мой образ действий, но в последнеевремя я раздражителен, беспокоен и упрям. Меня бесит то, что ты заставляешьменя делать

Твой Люциус.

— Ну вот ты и выбрался из гаража, — поддразнила я.

— Неужели тебе нравится так жить? — усмехнулся Люциус,откинувшись на розовые атласные подушки.

Мама настояла, чтобы он переехал в мою спальню. Временно, довыздоровления. Теперь сломанная нога Люциуса, заключенная в гипс, возлежала наплюшевом хот-доге.