Она встала. Сунула голову под холодную воду. В зеркале она походила на утопленницу. Мертвенно-бледное лицо, выпученные глаза, бескровные губы. Она вернулась в зал – никто не замечал ее. Ей казалось, что она плывет в густом тумане. Группа подвыпивших подростков скакала, обнявшись за плечи и выкрикивая слова какой-то песни.

Мальчик похлопал ее по плечу. Она вздрогнула.

– Ты где была? Все в порядке? Ты совсем бледная. – Он мягко коснулся рукой ее холодной щеки.

Адель улыбнулась. Мудрой и нежной улыбкой. Ей нравилась эта песня. «You give your hand to me»[3]. Она упала в его объятия, отдаваясь ритму музыки. Он сжал пальцами ее выступающие ребра. Крепко держал ее и гладил ее обнаженные руки, чтобы согреть. Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Их ноги медленно двигались, они покачивались из стороны в сторону. Он взял ее руку, и она открыла глаза, когда он заставил ее сделать поворот и вновь мягко привлек к себе. Она улыбнулась ему и стала напевать, уткнувшись ему в шею:

– «Well, you don’t know me»[4]…

Песня закончилась. Толпа издала радостный возглас, заслышав звуки зажигательной мелодии. Затопила танцпол и разделила их. Сцепив пальцы за головой, Адель танцевала, прикрыв глаза. Развела руки, погладила свои груди, сложила ладони в паху. Вскинула руки вверх – нарастающий темп музыки захватил ее. Она двигала бедрами, плечами, качала головой то в одну, то в другую сторону. Ее накрыла волна покоя. Она чувствовала, что скрылась от мира, что на нее снизошел миг благодати. К ней вернулось удовольствие, которое она получала еще подростком, танцуя часами напролет, даже если была на танцполе одна. Невинная и прекрасная. Тогда она не знала стеснения. Не измеряла опасность. Она с головой уходила в то, что делала, открытая для будущего, которое представлялось ей великолепным, более возвышенным, величественным, увлекательным. Теперь Ришар и Люсьен были лишь смутными, невозможными воспоминаниями, и она наблюдала, как они медленно растворяются и исчезают.

Она крутилась на месте, не обращая внимания на головокружение. Сквозь полуопущенные веки различала в темном зале проблески света, которые помогали ей сохранять равновесие. Она хотела бы нырнуть в самую глубину этого одиночества, но они вырывали ее оттуда, тянули к себе, не позволяли этого сделать. Кто-то обхватил ее сзади, и она потерлась ягодицами о его член. Она не слышала сальных смешков. Не видела взглядов, которыми обменивались мужчины, передавая ее друг другу, прижимая к себе, слегка насмехаясь над ней. Она тоже смеялась.

Когда она открыла глаза, милый мальчик исчез.

Он ждал на перроне. Ее не было в поезде, прибывшем в 15:25. И в том, что прибыл в 17:12. Он позвонил ей на мобильный. Она не ответила. Он выпил три кофе, купил газету. Улыбнулся двум пациентам, которые садились в поезд и спросили, кого он встречает. В семь вечера Ришар ушел со станции. Он задыхался, отсутствие Адель сводило его с ума, и ничто не могло отвлечь его от тревоги.

Он вернулся в клинику, но приемная была пуста. Ничего срочного, чем он мог бы занять мысли. Пролистал несколько историй болезни, но был слишком взвинчен, чтобы работать. Он не представлял, как проведет эту ночь без нее. Не мог поверить, что она не вернется. Позвонил соседке. Солгал, что у него срочная работа и ей придется посидеть с Люсьеном подольше.

Он пошел к ресторану, где его ждали приятели. Робер, стоматолог, и Бертран, поверенный в делах. И еще Дени, про которого никто точно не знал, чем он занимается. До сих пор Ришар избегал дружеских компаний. У него никогда не было стадного инстинкта. Еще на медицинском факультете он держался несколько в стороне от других студентов. Не получал удовольствия от соленых шуток на дежурствах. Не любил слушать бахвальство коллег, переспавших с медсестрой. Он избегал этого легковесного и пустого товарищества мужчин, которое всегда вращалось вокруг обольщения женщин.

Было очень жарко, и приятели ждали его на террасе. Они уже выпили несколько бутылок розового вина, и Ришар заказал виски, чтобы их догнать. Он чувствовал себя взвинченным, нетерпеливым, готовым взорваться. Хотелось придраться к кому-нибудь, разозлиться. Но приятели не давали ни малейшего повода. Отяжелевшие, скучные, бесполезные. Робер говорил о налогах, которые должен был платить его кабинет, и призывал его в свидетели: «Нас просто душат. Правда, Ришар?» Бертран спокойно и снисходительно вещал о необходимой солидарности, без которой наша модель общества покатится под откос. А Дени, который очень мил, да-да, Дени повторял: «Но вы же говорите об одном и том же. Вы оба правы».

К концу ужина у Ришара дрожал подбородок. Подвыпив, он стал грустным и чувственным. Хотелось плакать и оборвать все разговоры. Телефон лежал перед ним, и он вздрагивал каждый раз, когда загорался экран. Она не звонила. Он ушел, не дожидаясь дижестива. Робер что-то сказал о красоте Адель и о том, как Ришару не терпится вернуться домой. Ришар улыбнулся, многозначительно подмигнул и вышел. Он предпочел бы от души врезать по физиономии этому увальню с сальными губами. Можно подумать, есть какое-то геройство в том, чтобы вернуться домой и оседлать жену.

Он мчался по скользкой дороге. Ночь была жаркой, вдали ржали лошади, чуя грозу. Он запарковался. Сидя в машине, смотрел на дом. На изъеденные временем оконные рамы. На деревянную скамейку и стол для завтраков. На холмы, образовывавшие гнездо, где прятался дом. Он выбрал этот дом для нее. Адель не о чем беспокоиться. Он нанял мастера, чтобы тот починил хлопающий ставень, он посадил липовую аллею на маленькой террасе.

Как в детстве, он стал заключать пари сам с собой. Он обещал. Клялся, что, если она вернется, все будет иначе. Он больше не оставит ее одну. Разрушит тишину, которая царит в этом доме. Привлечет ее к себе, расскажет ей все, а потом будет слушать ее. Не будет таить ни обид, ни сожалений. Будет вести себя так, словно ничего не заметил. Скажет с улыбкой: «Что, опоздала на поезд?» – потом заговорит о другом, и все забудется.

Хотя теперь Ришар остерегался иллюзий, он не сомневался, что еще никогда Адель не была такой красивой. С тех пор как они уехали из Парижа, на ее лице поселилось это ошеломленное выражение, это выражение изумления, увлажнявшее ее взгляд. Круги под глазами исчезли, и глаза казались больше. Ее ресницы распахивались широко, как танцплощадка. Ночью она спала безмятежным сном. Сном без приключений и тайн. Она говорила, что ей снится кукурузное поле, маленькие домики, детская площадка. Он не решался спросить: «А море тебе все еще снится?»

Он не прикасался к ней, но знал ее тело наизусть. Каждый день он пристально рассматривал ее. Колени, локти, лодыжки. Синяки у Адель пропали. Сколько ни ищи, ее кожа выглядела гладкой и бледной, как стены в поселке. Ей нечего было рассказать. Адель больше не ударялась о спинки кроватей. Ее спина не была стерта дешевым ковролином. Она не скрывала шишек под прядями волос. Адель пополнена. Под летними платьями он видел, что ее ягодицы округлились, живот отяжелел, кожа стала мягче и доступнее.