Он ворошил воспоминания, пока его не начинало тошнить. Пытался вспомнить, как она вела себя, когда возвращалась поздно вечером, когда исчезала. Как от нее пахло? И когда говорила с ним – было ли ее дыхание смешано с дыханием других мужчин? Он искал какой-нибудь знак, возможно, прямую улику, которую раньше не желал замечать. Но нет, ничего существенного не приходило ему на ум. Его жена была непревзойденной обманщицей.

Когда он познакомил Адель с родителями, Одиль очень сдержанно отнеслась к его выбору. Ему она ничего не сказала, но от Клеманс он узнал, что она употребила слово «расчетливая». «Эта девица не для него. Слишком много из себя строит». Одиль никогда не доверяла этой скрытной женщине. Ее тревожила холодность Адель, отсутствие у нее материнского инстинкта.

А он, провинциальный студент, застенчивый, не способный поддержать разговор, умирал от желания держать в объятиях эту женщину. Ришара околдовала не только ее красота, но и то, как она держалась. Глядя на нее, он старался дышать глубже. Ее присутствие наполняло его до такой степени, что становилось болезненным. Он любил наблюдать за ней, знал наизусть малейшие ее жесты. Она мало говорила. В отличие от его приятельниц, студенток-медиков, она не предавалась сплетням и пустой болтовне. Он водил ее в шикарные рестораны. Устраивал поездки в города, которые она мечтала увидеть. Очень быстро познакомил со своими родителями. Попросил переехать к нему и сам занялся поисками квартиры. Она часто говорила: «Со мной такое впервые». И он этим гордился. Обещал, что ей ничем не придется заниматься, а он позаботится о ней, как никто прежде не заботился. Она была его неврозом, его безумием, его мечтой об идеале. Его другой жизнью.

– Давай попробуем еще раз.

Сначала она закрывала глаза. Это был абсолютный тупик. Ее скованность и заторможенность доводили его до белого каления. Хотелось ударить ее, остановиться, бросить ее посреди дороги. Они занимались по субботам после обеда и иногда по воскресеньям. Ришар заставлял себя быть терпеливым. Старался глубже дышать, когда она по сто раз переспрашивала одно и то же своим тонким девчачьим голосом. Она сгибала руки, горбилась, уставившись прямо перед собой. И ничего не понимала.

– Да расслабься ты уже. Не скрючивайся так, выпрямись хоть немного. Это должно быть радостью, а не мукой, – раздражался Ришар.

Он брал руки Адель и клал их на руль. Регулировал зеркало.

Как-то раз в июле они катались по сельским дорогам. Люсьен сидел сзади. Адель, в платье выше колен, поставила на педали босые ноги. Было жарко, дороги опустели.

– Видишь, никого нет, бояться нечего. Можешь даже немного разогнаться.

Адель обернулась и посмотрела на заснувшего Люсьена. Поколебалась и резко нажала на газ. Машину рвануло вперед. Адель запаниковала.

– Включай уже четвертую! Угробишь машину! Ты что, не слышишь рев? Да что ты творишь?

Адель резко затормозила и сконфуженно взглянула на Ришара.

– Просто не верится, но ты, похоже, не в состоянии пользоваться руками и ногами одновременно. Ты хоть понимаешь, что ты – полная бездарь?

Она пожала плечами и расхохоталась. Ришар смотрел на нее, утратив дар речи. Он совершенно забыл, как она смеется. Так журчит родниковая вода, так шумит горный поток. Она смеялась горлом, запрокидывая голову и открывая свою длинную шею. Он уже не помнил ее странную привычку подносить ладони ко рту и закрывать глаза в гримасе, придававшей ее смеху что-то издевательское, почти злое. Ему захотелось прижать ее к груди, припасть к этой внезапной радости, к этому веселью, которого им так не хватало.

– Обратно я сам поведу. И знаешь что? Наверное, лучше тебе брать настоящие уроки. В смысле, с профессиональным инструктором. Так будет больше толку.

Училась Адель медленно, но он пообещал купить ей машину, если она сдаст экзамен. Наверное, он не утерпит и будет проверять пробег, ограничит бюджет на бензин, но съездить куда-нибудь неподалеку она сможет. Когда они переехали, он постоянно наблюдал за ней. Он не мог сдержаться. Даже следил за ней, как за преступницей. Несколько раз в день звонил ей на домашний телефон. Иногда вдруг срывался из клиники, чтобы съездить домой между консультациями, и заставал ее на месте – она сидела в синем кресле и не сводила глаз с сада.

Бывало, он вел себя жестоко. Пользовался своей властью, чтобы принизить ее. Однажды утром она попросила отвезти ее в город по пути в клинику. Ей хотелось пройтись по магазинам, погулять. Она даже предложила пообедать вместе в ресторане, про который он ей говорил. «Подождешь меня? Две минуты». Она поднялась, чтобы собраться. Как только она щелкнула задвижкой в ванной, он уехал. Конечно, она слышала, как машина сорвалась с места, пока она одевалась. Наверное, посмотрела на нее в окно. Вечером он даже не упомянул об этом случае. Спросил ее, как прошел день. Она ответила с улыбкой: «Отлично».

На людях он вел себя так, что потом раскаивался. Сжимал ей локоть, щипал за спину, наблюдал за ней так пристально, что всем становилось неловко. Следил за малейшим ее движением. Читал по губам. Они редко куда-либо ходили, но он был доволен, что пригласил Вердонов. Может быть, осенью он устроит праздник. Что-то совсем простое, с коллегами и родителями друзей Люсьена.

Он устал от этих постоянных подозрений. Ему надоело думать, что ее присутствием он обязан лишь отсутствию у нее независимости. Он обещал себе, что будет оставлять дома больше денег. Предлагал ей сесть на поезд и отвезти Люсьена в гости к бабушке с дедушкой в Кан или в Булонь-сюр-Мер. И даже сказал, что пора подумать, чем бы ей хотелось заниматься в жизни.

Иногда он поддавался иррациональному воодушевлению, оптимизму, которого должен опасаться любой врач. Убеждал себя, что может ее вылечить, что она цепляется за него, потому что видит в нем свое спасение. Накануне она встала в хорошем настроении. Погода была лучезарной. Ришар повез ее в город вместе с Люсьеном, чтобы кое-что купить ребенку. В машине она заговорила о платье, которое видела на витрине. Бормотала что-то невнятное о деньгах, которые у нее остаются, и о том, сколько ей надо еще сэкономить, чтобы купить это платье. Ришар перебил ее: «Потрать эти деньги как хочешь. Хватит передо мной отчитываться». Она выглядела признательной и в то же время сбитой с толку, словно успела привыкнуть к этой нездоровой игре.

«Сделать ее счастливой». Как все казалось легко, когда Анри говорил это об Одиль, когда повторял, что в этом весь смысл жизни! Создать семью и сделать ее счастливой. Каким простым это представлялось на площади перед мэрией, в вестибюле роддома, в день новоселья, когда все, похоже, верили, что у Ришара в руках ключи от счастливой жизни.

Одиль постоянно твердила, что они должны завести второго ребенка. Что такой красивый дом создан для большой семьи. Каждый раз, приезжая в гости, она многозначительно поглядывала на живот Адель, а та отрицательно качала головой. Ришару было так неловко, что он притворялся, будто не понимает, о чем речь.

Он придумал для нее новую жизнь, где она будет под защитой от самой себя и своих порывов. Жизнь, состоящую из принуждений и привычек. Каждое утро он будил ее. Не хотел, чтобы она валялась в постели и предавалась черным мыслям. Избыток сна ей вреден. Он не трогался с места, пока не убеждался, что она надела кроссовки и отправилась бегать по грунтовой дороге. У изгороди она оборачивалась, махала ему рукой, и он отъезжал.