тому, как он о ней отзывался, «сантехническое лето». Шутливо. Легкомысленно. Я знаю, что он ненавидел эту работу, – а кто бы не возненавидел? – но он справился. Всего три месяца можно выдержать что угодно. Нет, виновата мама. Все дело в ее переезде.

– Да ради всего святого, Дэвид уже свалил к тому времени, – фыркнула Лили. – С чего ему переживать, где именно она живет?

– Знаешь, как говорят, если родители разводятся сразу же, как только дети вырастают и уезжают из дома? Говорят, что для детей это ничуть не менее болезненно, чем если бы случилось раньше, а может, и более, потому что ребенок мучается чувством вины, будто это из-за него, из-за того что бросил родителей одних.

– Какая чушь. Во-первых, мама и папа не разведены. И во-вторых, не уверена, что Дэвид вообще в курсе, что она живет в студии, даже сейчас. Он почти и не приезжал никогда. И он абсолютно эгоцентричен, давай смотреть правде в глаза.

– Эгоцентричен!

Элис, конечно, обиделась. Она всегда демонстрировала особую привязанность к Дэвиду: это она была той старшей сестрой, которая стала ему второй матерью, почти заменила мать. В то время как Лили, которой было восемь, когда родился брат, всегда видела в нем всего лишь досадную помеху.

– Эгоцентричен сейчас и был эгоцентричен раньше, – повторила Лили. – Замкнутый, скрытный… Он хотя бы раз хоть намекнул, с кем дружит, в кого влюблен?

– Это потому что он мальчик, – упорствовала Элис. – Парни не любят откровенничать.

– Даже маленькие? Робби вот любит поболтать.

– И Дэвид любил, когда был маленьким. Помнишь? – В голосе слышалась улыбка. – Помнишь анекдот про мышку, который он любил?

– Нет.

– Как-то раз мышка и слон повстречались в джунглях. Мышка посмотрела на слона и говорит: «Ой, какой ты большой!» (Элис пропищала это тоненьким голоском.) А слон говорит (низким басом): «Ой, какая ты маленькая!» А мышь отвечает (опять тоненьким голоском): «Ну, это я болела».

Тишина.

– Дошло? – спросила Элис.

– Да, конечно, дошло, – вздохнула Лили, – но…

– Дэвид прямо лопался от смеха всякий раз, когда рассказывал этот анекдот. А рассказывал он его постоянно, всем и каждому. Но подумай: шутка здесь в дурацком, бессмысленном объяснении, которое придумывает мышь, возвеличивая себя. Тебя не удивляет, что пятилетний мальчик это понял?

– Ему было пять? – уточнила Лили.

– Пять. Он еще ходил в детский сад.

– Так что ты хочешь сказать? Теперь он понимает, что семья не заслуживает того, чтобы с ней общаться?

– Нет-нет-нет, Лили.

– Он понимает, что разведенка на бог весть сколько лет старше него и есть та женщина, на которой он хочет жениться?

– Он ни слова не сказал о женитьбе!

– Ага, скажи теперь, что ты и вправду думаешь, что Грета всего лишь подруга.

– А кто знает? Может, и так.

И они сменили тему, начав обсуждать принесенный Мерси десерт.

* * *

Ни Лили, ни Моррис и не думали поинтересоваться мнением Робби насчет Греты, но на следующий день за ужином он спросил:

– Мама, мать Эмили собирается замуж за дядю Дэвида?

– Не знаем, милый, – ответила Лили. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что папа сказал, что она девушка дяди Дэвида, а Эмили сказала, что нет.

– Правда? – И Лили с Моррисом переглянулись. – Ну, значит, так.

– У Эмили уже есть папа в Миннесоте, вот почему.

– Вот как.

– И она ездила к нему на Рождество, сама.

– Понятно.

Робби задумчиво облизывал ложку с картофельным пюре. А потом спросил:

– Когда вы с папой женились, твоя семья одобряла намерение?

Лили рассмеялась – в основном от неожиданности. Она и не подозревала, что у Робби это застрянет в голове.

– Конечно, – ответила она. – Сначала твоя тетя Элис познакомилась с ним, а потом дедуля с бабулей, и все его сразу полюбили.

– Ну, я бы не заходил настолько далеко. – Моррис потянулся за печеньем. – Мне пришлось выдержать довольно тяжелый разговор с твоим дедулей, – сказал он Робби. – Я ужасно нервничал, так как все меня бросили.

– А о чем вы говорили?

– Ну…

– О крыше, – вмешалась Лили.

– Разве? – удивился Моррис.

– Вы разговаривали о том, стоит ли покрывать шифером крышу нашего дома.

– Это уже потом было, – возразил Моррис. И продолжал, обращаясь к Робби: – Прежде всего, я рассказал твоему деду, что очень-очень серьезно отношусь к твоей маме. Рассказал, как я впервые положил на нее глаз – она пришла тогда на работу с картонной коробкой, такой деловой коробкой, в черно-белую крапинку, водрузила эту коробку на стол, открыла и достала из нее баночку крема для рук, маленький кактус в горшочке, фотографию кота в рамочке, который, кстати, к тому времени уже умер, то есть это было фото умершего кота…

– Моррис, умоляю! – возмутилась Лили.

А Робби одновременно с ней воскликнул:

– А от чего он умер?

– Это была она, кошка, – проворчала Лили. – И умерла она от старости.

– А на фотографии она была прям мертвая?

– Нет, конечно! О господи…

– Ну и вот, когда твой дедушка выслушал все это, – продолжал Моррис, – он сказал: «Ну тогда ладно! Хорошо!» – Тут Моррис вскинул ладони, как бы признавая поражение. – «Тогда валяй», – сказал он.

– Ха! – обрадовался Робби. – Ты выиграл, пап!

– Определенно. – И Моррис с Лили улыбнулись друг другу через стол.

Однако Моррис многое выпустил из этой истории. Например, как после той их первой встречи на работе он месяцами благоговейно смотрел на нее влюбленными глазами и стал объектом шуток всего офиса, а Лили не обращала на него никакого внимания. И как потом он иногда решался заговорить с ней в столовой. И как она постепенно поняла, что он вообще-то очень милый парень, добрый и чуткий. Хотя, конечно, не ее типа. Пока вдруг не оказалось, что именно ее.

Заподозрив, что беременна, Лили пришла в ужас. Поняла, что беспечное поведение все эти годы основывалось на допущении, что в любой момент у нее есть вторая попытка, возможность все изменить, но вдруг оказалось, что вовсе нет. Случившееся было абсолютно реально и абсолютно необратимо. Настоящая беременность во времена, когда аборты запрещены. «Очень женатый» мужчина – нерушимо женатый, понимала она, как зачастую бывает с бездетными парами. Поэтому Лили сообщила ему новость просто как информацию, не задавая никаких вопросов: «Я беременна, но ничего от тебя не жду, я справлюсь сама».

Это случилось после того, как ее уволили (небольшая проблема с хроническими опозданиями), и она не представляла, как заработать на жизнь. Но не забивала себе голову проблемами. Как-нибудь наладится.

А потом однажды ночью ее разбудил звонок в дверь, она поплелась в прихожую, заглянула в дверной глазок и увидела бледного, с застывшим лицом Морриса, в смешных совиных очках. Лили открыла дверь, и он сказал:

– Я должен