Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Н-да. Но что это я всё о себе. Я же собирался рассказать про своего мангаку. Я за него беспокоюсь. В последнее время он у меня мрачнее тучи, и боюсь, этот невесёлый период чересчур затянулся. А всё из-за его дочки, он дико по ней скучает. К тому же наступил июнь, самый грустный месяц в нашем доме. Четырнадцать лет назад, когда начался долгожданный сезон светлячков, а это обычно бывает в последние две недели июня, у моего мангаки случилось страшное несчастье. Его любимая жена умерла, оставив его вдвоём с маленькой дочкой. Мой мангака говорит, дочка с каждым годом становится всё более похожей на его жену, но вот и Митико-тян уехала, а он остался один-одинёшенек в большом доме. А я… Ну что – я. Я, хоть и Самолучший Кролик, но всё же – скажем прямо – только невесть как оживший рисунок. Чаю со мной не попить, книжку не обсудить. Это я внутри себя весь такой разговорчивый, но вовне голос у меня так и не прорезался. Максимум, что я могу – это побарабанить лапами, пошевелить ушами да изобразить над своей головой облачко с коротенькой репликой. На таком общении далеко не уедешь, вот и захандрил мой мангака.
Хотя, если уж начистоту, то хорошими отношениями со своей единственной дочкой он похвастаться не может. Они разладились в тот год, когда он рисовал свою суперуспешную мангу «Синий Кролик и Деревянный Колокольчик» (еженедельная публикация во «Флай!», ваш покорный слуга на цветной обложке десятого номера и отдельное издание по окончании года). Причиной размолвки послужил белобрысый малец, который повсюду таскался за Митико-тян, и которого никто, кроме самой Митико-тян, не видел. Я – опять же не в счёт, кто меня спрашивает, что я вижу, а чего не вижу. А иногда спросить бы не мешало. Потому что я из тех, кто разглядев пятно на шкуре, может представить целого барса. Опять же – мой суперглаз. Правда, в случае с дружочком Митико-тян он оказался бесполезен, я ничего не смог разобрать даже в его рубиновом свете. Прошлое белобрысого было затянуто плотной серой дымкой, и это было очень странно. Обычно я без труда различаю прошлое вещей и всяких подозрительных личностей. Этот же как будто явился из ниоткуда, и прозревать особо было нечего.
Короче говоря, белобрысый мне не нравился. Мордашка у него была кавайная, но когда Митико-тян от него отвлекалась, пацанчик начинал явно нервничать, а то и неприкрыто злиться. Он бесился, даже если она читала книгу или слушала музыку, а не играла с ним. Очевидно, хотел, чтобы Митико-тян принадлежала только ему. Полностью и целиком, вся от ушек до хвоста, даже если хвоста у неё, бедняжки, так и не выросло. Удивительно, как некоторые умеют фокусироваться исключительно на своей драгоценной особе!
Постепенно это стало серьёзной проблемой. Как я уже сказал, малышка Митико была крайне привязана к белобрысому и практически не расставалась с ним. Да и как с таким расстанешься, если он круглые сутки рядом. Ни родителей у него, ни знакомых, в школу он не ходит, в отпуск не уезжает. Так и свихнуться недолго. Вот, скажем, я. Я своего мангаку не преследую. Проявляюсь у него на столе, только если он начинает меня рисовать. В остальное время меня не видно и не слышно, вот такой я Стеснительный Кролик. На моё счастье, мой мангака рисует меня часто. Он работает в своей мастерской с утра до вечера, а за работой частенько со мной разговаривает. Помню, однажды Митико-тян спросила, с кем это он беседует, если в мастерской никого нет. А он такой – как же нет, а Синий Кролик, вон сидит около стакана с карандашами. Ах, удивилась Митико-тян, так у тебя тоже есть невидимый друг, вроде моего? Мой мангака даже не нашёлся, что ей сказать на это, и со мной целую неделю не разговаривал. Потом, конечно, снова начал. Сложно избавляться от старых привычек.
Когда Митико-тян пошла в школу, они с белобрысым начали часто ссориться. Малец дулся, обижался, иногда даже исчезал из поля её зрения на пару часов, чтобы посмотреть, будет ли она по нему скучать. Конечно же, она скучала. Бегала в сад к старому гинкго, на котором мой мангака построил прочный домик. Там белобрысый отсиживался, когда злился и хотел показать своей подружке, что он ею недоволен. Мне это дерево видно из окна. Оно красивое – глаз не отвести, кто-то немало потрудился, чтобы сформировать раскидистую крону. Молодые гинкго, дай им волю расти как заблагорассудится, тянутся ввысь, разбрасывая тонкие ветки в стороны, но опытный садовник может сделать дерево приземистым и пышным. В конце июня в нашем саду появляются светлячки, причём не один-два, а целые сотни. Они клубятся в воздухе, образуя мерцающие облака с изменчивым, прихотливым контуром, но больше всего их вокруг гинкго. В сумерках кажется, что на ветвистое дерево набросили сетку с тысячей крошечных, беспрестанно мигающих лампочек. В такие вечера мой мангака молчалив и подолгу простаивает около окна, глядя в сад. Наверное, вспоминает, как любовался яркими росчерками танцующих светлячков вместе со своей женой.
Мне тоже нравится их световое шоу, но в июне мне бывает грустно: здесь мы с ним на удивление похожи. Мне вообще иногда кажется, что я – не такой уж Самостоятельный Кролик, что я всего лишь небольшая часть того, что лежит у моего мангаки на сердце. Должен признаться, не слишком люблю думать эту мысль.
В тот год, когда я гонялся за Корнелиусом, стянувшим из буддийского храма бесценный деревянный колокольчик, мой мангака практически со мной не разговаривал. Он молча рисовал свои тридцать листов в неделю, а оставшееся время старался проводить с дочкой – хотя свободного времени удавалось выкроить совсем немного. А ещё иногда он звонил одному своему другу. Я сидел на своём обычном месте – на столе среди рассыпанных карандашей, ластиков, метёлок из птичьих перьев – и слушал эти разговоры, отчаянно переживая за своего мангаку. Его волновало, как складываются отношения Митико-тян с одноклассниками. Как назло, складываться они категорически не желали. Наша малышка попросту