жизни пятого баронета Пренстона пришлись на то жестокосердое время, когда по всей Шотландии пылали костры для ведьм и колдунов, а для того, чтобы попасть под подозрение, достаточно было доноса обиженного соседа. Если бы сэр Джейкоб проговорился о своих необычных проблемах хоть единой живой душе, вряд ли мы сейчас с тобой здесь разговаривали…

Но он не стал обсуждать свои догадки с кем бы то ни было. Он ещё раз обдумал все факты, которые были ему известны. Проштудировал ветхие бумаги в семейных архивах и выяснил, что у его отца, четвёртого баронета Пренстона, тоже был младший брат, который погиб, выпав из окна. Поскольку четвёртого баронета к тому времени уже не было в живых, подтвердить или опровергнуть подозрения сэра Джейкоба было некому. Однако он был твёрдо уверен, что и в этом случае не обошлось без Наездника.

Таким образом, по мнению сэра Джейкоба, род Пренстонов стал жертвой некоего злокозненного существа, которое развлекалось тем, что безжалостно устраняло младших детей мужского пола. По какой-то неведомой причине девочки это существо не интересовали. Во всяком случае, если рождались девочки, с ними необъяснимых несчастных случаев не приключалось.

Будучи человеком действия, сэр Джейкоб решил незамедлительно предпринять практические шаги для защиты своей семьи в будущем. Первым делом он организовал ритуал освящения Пренстон-холла водой из источника, считавшегося в народе святым. Поскольку реформированная пресвитерианская церковь категорически осуждала подобные мероприятия, освящение было проведено в тайне, под руководством местного знахаря и с участием горстки преданных слуг. Одновременно сэр Джейкоб пожертвовал более чем внушительную сумму на нужды церковной общины, поэтому если слухи о греховной процедуре, свершившейся в Пренстон-холле, и достигали благочестивых ушей местного пресвитера, тот предпочитал их игнорировать.

Далее наступил черёд превентивных мер. Сэр Джейкоб заперся в своём кабинете и написал Наездника таким, каким он его помнил. На обороте портрета он поместил таблицу с тремя колонками. В первой колонке был проставлен порядковый номер носителя титула, во второй – количество детей мужского пола, родившихся у него, в третьей указывались жертвы вероломного Наездника, обозначенные буквой «V12». К моменту написания портрета жертв уже было четыре. Портрет повесили в Оружейной, комнату заперли на ключ, а семейная тайна передавалась от от отца к сыну, минуя чужие уши.

Больше у сэра Джейкоба и его супруги детей не было. Когда их единственный наследник повзрослел, сэр Джейкоб отвёл его в комнату с портретом и заставил его поклясться, что у него будет только один сын. Такую же клятву должен был впредь давать каждый баронет Пренстон, собравшийся жениться. Так появилось правило Пренстона, которому должны следовать все мужчины из нашего рода.

Обычай иметь только одного ребёнка мужского пола неукоснительно соблюдался всеми последующими поколениями Пренстонов. Исключением был одиннадцатый баронет Пренстон, презрительно расхохотавшийся перед портретом Наездника и заявивший, что как здравомыслящий человек чуждый суеверий, он отказывается верить в подобную чушь. Его старшему сыну было двенадцать, когда младший, шести лет от роду, погиб на охоте. Поговорив со старшим, несчастный с ужасом понял, что Наездник снова появился, так что в перечень его жертв была добавлена ещё одна.

Мой отец горько усмехнулся:

– Наездник. Фальшивый пенни рода Пренстонов.

– Боже правый… – только и смог вымолвить я. Кусочки паззла, которые я все эти годы старательно рассовывал по дальним закоулкам своей памяти, не желая к ним возвращаться, сложились в единую картину. После смерти Кристиана мы с отцом ни разу не касались темы Наездника. Для меня всегда было загадкой, почему отец не только знал о существовании нашего невидимого партнёра по играм, но даже обладал его портретом. Боль от потери своего второго «я» была настолько сильна, что я просто заставил себя не вспоминать обстоятельства того рокового дня. Но это не означало, что я их забыл. Кошмарная история была погребена в тайниках моей памяти, и мне удавалось не думать о ней при солнечном свете. Однако случались и лунные ночи, когда Наездник, лживо улыбаясь, навещал меня в моих снах, мучительно неотличимых от яви. Мы вели бессмысленные беседы, не приносившие ни грана облегчения, напротив, лишь усугублявшие моё отчаяние. Однажды посреди разговора он наклонил голову, и оба его прозрачных глаза выкатились на подставленную им ладонь, стукнувшись друг о друга с глухим клацаньем, будто и в самом деле были из стекла. Наездник протянул их мне. «Держи на память, малыш Арчи, – ухмыляясь, промурлыкал он, – у меня есть получше.» Отшатнувшись, я спрятал руки за спину, отказываясь от дьявольского сувенира. Пожав плечами, он сунул старые глаза в карман щегольского бархатного костюма, ловким кошачьим жестом достал из сумрака две блестящие иссиня-чёрные ягоды и вставил их в свои пустые глазницы. Я зачарованно наблюдал за этими жуткими манипуляциями ровно до момента, когда его немигающий взгляд нащупал меня в темноте и я проснулся от собственного вопля.

– Отец, – даже сейчас мне было нелегко задать этот вопрос, – вы ведь верили в существование Наездника, не так ли? Вы показали нам его портрет, вы хотели нас предупредить, но…

– Но я сделал это слишком поздно, – закончил за меня он. – Да, Арчи, это моя вина, и не было дня, когда я не вспомнил бы об этом. И да, я верил в существование Наездника, твой дед обладал редким даром убеждения, так что у меня не было даже тени сомнения в том, что правило Пренстонов обязательно к выполнению. Поэтому я твёрдо намеревался дать жизнь только одному мальчику, неистово надеясь, что первой родится девочка и у меня всё же будет двое детей. Но первыми родились вы – два славных мальчугана. Твоя мать была счастлива, и я старался выглядеть таким же, однако страх за вас преследовал меня с самого вашего рождения.

Я решил рассказать вам о Наезднике сразу же, как только вы подрастёте. Пристально изучив перечень его жертв, я заметил, что несчастные случаи с младшими происходили, когда старшим было по восемь-десять лет. Я думал, у меня есть время хотя бы до вашего седьмого дня рождения! Но я ошибся. Я переоценил вашу с Кристи послушность и недооценил коварство Наездника. Я виноват, что не смог вас защитить.

Тон, которым отец произнес последнюю фразу, не оставлял места моим словам. Желая, тем не менее, поддержать отца, я накрыл его руку своей. Мы молча сидели за столом, а милое лицо Кристиана стояло перед нашим мысленным взором. Когда же мы, тайком друг от друга, сморгнули слёзы, застилавшие нам глаза, образ нашего