Внизу полыхнуло, и второй телевизор тоже отключился.

Областной центр, Россия

Апрель 1999 года

Шаталов ничего не чувствовал к этому дому. Детство прошло на другом конце города. Сюда переехали, когда он заканчивал школу. Отца повысили в должности, появилась возможность поменять малогабаритную квартиру от комбината на настоящий дом в частном секторе. Пришлось весь десятый класс на занятия добираться на автобусе. А потом Андрей уехал в Рязань. Появлялся здесь короткими наездами, всегда ненадолго, невсерьез.

Собираясь на побывку, сокурсникам или однополчанам Шаталов чаще говорил, что съездит «к своим», чем «домой». Дом – там, где семья. А теперь и вовсе не было ни родителей, ни Вальки. Стены, пол и крыша никак не могли их заменить. Временное случайное пристанище, пустой кокон.

За выцветшим забором в кустах сирени и жасмина прятался приземистый дом с двухскатной крышей. Заброшенный огород зарос крапивой и всякой трын-травой. Мощенная плиткой дорожка просела и разъехалась. Еще не ступив на порог, Шаталов понял, что вряд ли сможет здесь жить.

В доме пахло старыми вещами, застоявшейся пылью. Шаталов обошел все комнаты, распахнул окна, впустил чистый рассветный воздух. Нашел и отвернул тугой, закисший от времени газовый вентиль. Зажег конфорку, поставил чайник. Воткнутый в розетку холодильник, словно разбуженный от спячки зверь, заклекотал, захрюкал, закашлял, но постепенно пришел в себя. В газовой колонке пыхнуло пламя, из крана потекла ржавая вода, но вскоре очистилась, стала прозрачной.

В комнате родителей Шаталов надолго задержался перед книжным шкафом. На полках перед разноцветными корешками стоял десяток фотографий разных лет.

Папа в темном костюме несет на руках маму в белоснежном платье.

За большим столом под открытым небом собрались бабушки и дедушки, их друзья и сослуживцы, все молодые, с горящими глазами, белозубые. Что за праздник? Когда, за сколько лет до войны? Некого спросить.

Десятилетний Андрюша и четырехлетний Валька с удочками в руках строят довольные рожицы. В ведерке что-то плещется. Не «что-то», а пять плотвичек, вечером их пожарят в масле, и будет вкуснотища!

Курсант Шаталов с автоматом в руках, спина по струнке, берет лихо заломлен. Присяга, восемьдесят второй. Учеба будет скомканной, а выпуск ускоренным. Добирать знания придется в Герате и Кандагаре.

И вот уже молодые зубастые ребята вольготно устроились на броне. Загорелые, поджарые, в светлой форме, тельняшках, панамах. Снимок сделан в полдень, не сразу и разберешь, где лейтенант Шаталов, где капитан Платов. И что вон тот усатый кавказец в комбинезоне с краю – заезжий разведчик по имени Бек. Из семерых в кадре только им троим суждено будет на следующее утро выбраться из душманской засады живыми.

Снова родители. Юбилейное фото, тридцать лет вместе. Стали неуловимо похожи друг на друга, улыбаются одинаково. Но улыбаются нерадостно, чуть нарочито. Вальки уже нет дома, и вестей от него – один короткий звонок по международной: добрался, устроился, все хорошо, я здесь нужен. А потом месяц тишины, и еще один. Но страшная весть пока не добралась до них, поэтому они все-таки улыбаются.

Еще одно семейное фото: старший лейтенант Шаталов с супругой Викторией. Он сидит на стуле, она стоит у него за спиной, положив руки ему на плечи. Виктория означает «победа», но кто победил и кого? Теперь так четко видно – разные, совсем из разного теста. А поначалу верилось, что непохожестью дополнят друг друга… Во время короткой шаталовской передышки между командировками стремительно сблизились, притянулись. Он позвал с собой, она поверила, что готова к раю в шалаше. И не так уж все было плохо по бытовым и жилищным. Да, гарнизон, но не в палатках же в поле на целую зиму, как случилось со многими офицерами с девяносто первого на девяносто второй, когда все республики наперегонки обзавелись суверенитетом, Советская армия перестала существовать, а Российская еще только начинала осознавать себя и торопливо вытягивала кадровый состав со ставших чужими территорий… «В казарме рая не построить» – кажется, так Вика объяснила свое исчезновение в короткой записке, которую капитан Шаталов нашел тремя месяцами позже, вернувшись из командировки и госпиталя. Сколько раз потом он просил отца выкинуть эту фотографию или хотя бы спрятать с глаз долой, но тот почему-то упорно оставлял ее среди остальных.

И наконец, Валькин портрет. Последний курс института. Крупный план. Мягкое доброе лицо, внимательный взгляд, чуть приподнятые уголки губ, как будто вот-вот улыбнется. Привет, братишка. Прости, что оставил тебя одного. Куда тебя понесло, дурашка? Вместе со светлой печалью, с ощущением невозможности хоть что-то исправить пришло и другое чувство: глубокая, обязывающая гордость. Не ври себе, Шатай: ты знаешь, куда поехал Валька, и, главное, зачем.

На кухне засвиристел чайник. Шаталов оторвался от фотографий, заново огляделся вокруг. Так не пойдет! Какая разница, что здесь никого нет.

Он порылся в шкафах, среди своей старой одежды нашел удобную для работы. Хлебнул чаю, перекусил остатками продуктов, что забрал из Москвы. Доехал до хозяйственного, за час набрал все нужное по наскоро составленному списку.

Вернулся и в этот раз посмотрел на дом, как на атакуемый объект. Времени было мало, следовало поспешить.

Краска – для забора и окон. Рубероид – чтоб на чердаке не капало с крыши. Машина песка – в хозяйстве пригодится. Лопата в комплекте.

Восходы сменялись закатами. Шаталов взял сумасшедший темп, пытаясь работой, как наждаком, выскрести из себя все, что случилось с ним в последние недели. Спал по четыре часа, ел-пил мимоходом, с утра до ночи колотил, шпатлевал, строгал, копал, рубил, пилил, косил.

Когда намеченное было исполнено, отмыл полы и окна, подмел двор, вывез мусор, обошел приусадебный участок, остался доволен результатом. Все сверкало, как в воинской части к приезду генерала. Пап, мам, нормально? Дом молчаливо смотрел на него, прощаясь.

* * *

На задворках пятиэтажки дверь в полуподвал украшала металлическая табличка: «Воинское братство». Два парашюта, выгравированные по разные стороны от названия некоммерческой организации, несколько сужали понятие воинства до определенного рода войск.

Дверь открылась, появился Шаталов с сумкой на плече. Он взбежал по ступенькам и направился через двор к телефонной будке. Собрался с духом, набрал номер.

– Да? – ответил веселый и чувственный женский голос.

– Алло? Можно услышать Валерия Дмитриевича? – на всякий случай спросил Шаталов, предположив, что ошибся номером.

– Можно. Но сложно. Он в душе. А потом высохнет и сразу убежит.

– Рита? – уточнил Шаталов.

– Ага, – беспечно ответила девушка. – Знаете меня, что ли?

– Это Андрей Шаталов, старинный друг Валерия. Помните, он нас знакомил пару недель назад? Можете позвать его прямо сейчас? Скажите, Шатай звонит.

– Не помню, – честно призналась она. – Но это не проблема.