Вдова проснулась задолго до рассвета, очнувшись от тревожного сна. Элвис являлся к ней нечасто, и только для того, чтобы оповестить её о чём-то важном, потому, что знал, – был единственным, кому Лилиен доверяла.

Король посетил вдову во всём своём великолепии; ослепительно белые брюки обтягивали его сочные ляжки, на полных боках сидел идеального пошива пиджак, усыпанный рубинами. Белый шёлковый шарф на загорелой шее, сверкающие бриллиантами перстни на божественных руках.

– Лилиен… О, Лилиен! Ты опять сомневаешься в себе, моя детка, – Элвис присел на кровать вдовы, печально вглядываясь в её испуганное лицо.

– Сколько раз я говорил, обращаясь лично к тебе, – нет ничего дороже истины! – Король поднялся с кровати и подошёл к окну.

Лилиен отчётливо видела его мужественную спину и выпуклые ягодицы; дыхание вдовы было прерывистым от охватившего её восторга. Король отодвинул жалюзи и произнёс, медленно, словно, растягивая слова:

– Лилиен, о, Лилиен! Посмотри, как далеко другие дома. Разве, кто-нибудь, кроме тебя, сможет услышать крики о помощи этой несчастной?

– Но, мистер Пресли, в Библии говорится…

– Тссс!.. – Король резко обернулся к Лилиен и поднёс указательный палец к роскошным губам. Вдова Магнуссон смогла разглядеть, что лицо его было усталым, полные щёки довольно выразительно провисали, а под правым глазом появилась глубокая линия.

– Дорогая Лилиен, ведь я говорил тебе, что нужно почитать всю американскую трилогию, а не выборочные её части. Ветхий Завет настолько же важен, как и Новый завет, как и Госпел. У меня нет ни одной песни, не наполненной духовным смыслом.

Элвис сделал шаг в сторону кровати вдовы и, опершись на правую ногу, вдруг запел негромким, тягучим, словно пропитанным мёдом баритоном:

Glory, glory hallelujah

Glory, glory hallelujah

Glory, glory hallelujah,

His truth is marching on.

Вдова вдруг закашлялась и проснулась. Элвиса в комнате не было, но, она готова была поклясться, что его визит был реальным. Старуха зажгла в спальне свет и, осторожно, чтобы ненароком не смять следов короля, исследовала карпет. Обнаружив то, что ей показалось следами обуви одиннадцатого размера, вдова опустилась на колени и, сомкнув руки, принялась неистово молиться.

После молитвы старуха Магнуссон приняла душ, выпила чашку чаю и, элегантно одевшись, направилась в полицейский участок.

Визит мента

Жена не превратилась в луну, хотя, одну общую черту Растрёпке удалось приметить, – с восходом солнца и жена испарилась. Вроде, когда он проверял её, совсем недавно, пощупав вытянутой рукой и открыв один глаз, была здесь. А теперь, как встало солнце, голодный и расстроенный муж оказался в постели совсем один.

Растрёпка поднял с пола будильник, который он не удосужился поставить обратно на прикроватную тумбочку ночью. Зелёные цифры показывали десять-сорок девять. Растрёпка зевнул и заглянул под одеяло, – он стоял, как обычно. Утренняя деревяшка. От одного взгляда на эрегированный член, раскрывший рыбий ротик крайней плоти, Растрёпка помрачнел и опустил одеяло. Он вспомнил вчерашний вечер, отвратительную мышку с её месячными, толстую жену на гнезде из полотенец. И это он получил в пятницу вечером, когда полагается отдыхать и куражиться? Член ей не понравился, с ума сойти. Растрёпка опять приподнял одеяло. Левой рукой он бережно взялся за член, провел по нему несколько раз вверх и вниз и задумался. Хотелось отлить. Он натянул кожу, разглядывая член. От пирсинга осталось только два шрама – на входе и выходе «банана», подаренного ему девушкой в Киеве семь лет назад. «Принца Альберта» не каждый вынесет, а он не только стерпел, но и менял украшения, в угоду своей Даше. Ей нравилось. Где-то в желудке завыл то ли голод, то ли тоска по былым временам; вот, в Киеве девушки были, как на подбор. Красивые, стройные, по-арийски светлые и очень стильные. Не то, что эта застрявшая в своих девяностых жена, которая и носить-то ничего не умеет, кроме шерстяных платьев и чёрных сапог на шпильке. А в Киеве девушки были модные и, – Растрёпка поднял глаза к потолку, подбирая нужное определение, – свободные. Они были раскованные, если хотели – надевали мини, если хотели, – камуфляж, но сексуально выглядели и в том, и в другом. Диана была вся забита татухами, её упругое, чуть угловатое тельце было интереснее читать, чем трахать. Опять же, у Алины в ушах были тоннели, у Маши – передние зубы спилены, как в кино. Эти девушки к чему-то стремились, совершенствовали себя. Они катались на роликах, шарили в музыке, рисовали. А жена – история от сковородки до кастрюли, в лучшем случае – синие тени и секс.

Бросить всё и уехать в Киев! С усиливающейся болью в области солнечного сплетения Растрёпка вспоминал запах яблок, курева и кваса, фруктового мороженого и сирени Ботанического сада. Его ностальгическую полудрёму прервал выразительный стук в дверь.

– Откройте, полиция! – раздался требовательный голос снаружи.

Растрёпка подскочил, как ужаленный, в три прыжка оказался у двери и, обернувшись полотенцем и стараясь побороть волнение, ответил, прильнув к глазку:

– Ваше имя и звание…

– Сержант Винсент Берри, департамент полиции. Вы – Сергий Гриценко?

– А что вам надо?

– Поговорить.

– Я отдыхаю. У вас есть ордер?

– Нет. Если бы у меня был ордер, я был бы уже внутри вашей квартиры. Откройте мне, это насчёт вашей жены.

– Что такое?

– Нам поступила жалоба о том, что внутри одной из ваших комнат кто-то заперт.

У Растрёпки посветлело на душе. Какие же они, всё-таки, тупые. Винсент Берри был хорошеньким, как поросёнок из диснеевского мультфильма, – небольшие круглые голубые глаза, розовые щёки, аккуратный нос. Полицейская форма смотрелась бы на нём как маскарадный костюм не первокласснике, если бы не бицепсы. Растрёпка открыл дверь и, щурясь от яркого света, пролившегося с улицы, широким жестом пригласил сержанта Берри в квартиру. Боль в солнечном сплетении прошла, осталось только стойкое желание помочиться.

Мент осторожно, но решительно сделал шаг вперёд, положив правую руку на кобуру, пристёгнутую у бедра.

– Добро пожаловать. Ищите, сколько хотите. Ребёнок у родственников, жена на рынке. Рабов не держим, – постарался пошутить Растрёпка, растянув приветливую улыбку по ощутимо небритой физиономии.

Полицейский, с недоверием оглядываясь на Растрёпку, обошёл все комнаты, заглянул в гардероб и в ванную ребёнка. Пока он ходил по квартире, Растрёпка успел натянуть пижамные штаны и нестиранную футболку.

– Ну как, нашли кого-нибудь? – насмешливо спросил Растрёпка.

– Нет, сэр. А где, вы сказали, ваша супруга? – Винсент Берри внимательно рассматривал этого негодяя. Сомнений в том, что та, плачущая русская говорила правду о муже, у Сержанта Берри не было. Этот подлец выглядел ещё хуже, чем Берри предполагал: руки, как плети, невыразительные, нечестные глаза, неровная, клочками прорастающая щетина на полноватых щеках.