– Помогите! Помогите! Я заперта! – Катерина начала отчаянно колотить по двери и звать на помощь. Дом, в, котором они жили, вмещал в себя шесть квартир, но их квартира была крайней справа, поэтому, единственной надеждой было достучаться до соседки – престарелой миссис Магнуссон, вдовы вьетнамского ветерана, которая была домоседкой и, наверняка и сейчас находилась у себя.

– Помогите! Пожалуйста! Кто-нибудь! Позвоните в полицию! – Кричала Растрёпкина пленница. Старушка Магнуссон страдала от гипертензии, поэтому кофе она пила только декафеинизированный. Её кухня имела стену смежную с ванной, в которой отчаянно колотила в дверь Катерина, а спальня старушки приходилась как раз на спальню супругов Гриценко. Вдове вьетнамского ветерана было прекрасно известно, что Растрёпка бьёт жену, но, Господь не разрешал ей вмешиваться в чужие семейные дела. «Жена да учится в безмолвии», – помнила вдова слова Писания, определявшие её место в семье; покоряться мужу и служить ему верно и безропотно Лилиен Магнуссон научили ещё в середине двадцатого века, в её родном лютеранском приходе.

Возгласы, ругань и прочие звуки, доносящиеся сквозь стену от соседей, вдова Магнуссон воспринимала как нормальную и неотъемлемую часть семейной жизни; мистер Гриценко учил свою жену кротости, как и полагалось усердному мужу. Покойный сержант Магнуссон, вернувшись из вьетнамских джунглей без ноги, дома давал волю своему отвратительному характеру, с удобством обосновывая своё недостойное поведение пост-травматическим синдромом. Он издевался над женой, как только мог, и дочь венгерского священника безропотно сносила все мучения, утешая себя мыслью о сокровище на небесах. Когда ветерана-мучителя не стало, семидесятилетняя вдова, наконец, обрела вкус к жизни и начала позволять себе разные удовольствия; декафеинизированный кофе был одним из них.

К кофе вдова обычно предпочитала кусочек торта: особенно ей нравились «чёрный лес» и «лимонный шифоновый бисквит». Нужно отметить, что сладкое миссис Магнуссон позволяла себе только один раз в сутки, вечером, и весь день был наполнен ожиданием лакомства.

Обе стрелки часов оказались на восьмёрке, и вдова Магнуссон отправилась на кухню, чтобы, следуя своему волшебному ритуалу, сварить себе насыщенный и ароматный, но не вредящий её здоровью бразильский декаф. Она аккуратно всыпала тёмно-коричневые зёрна в резервуар хромированной кофеварки – подарок дочери – и нажала кнопку «включить». Пока машина работала, крики соседки были слышны не слишком явно, но, вскоре машина зашипела и умолкла, выпустив в кухню благоуханную волну кофейного аромата, а соседка, миссис Гриценко, всё никак не могла успокоиться. Через стену можно было отчётливо слышать, как она ломится в дверь ванной и отчаянно просит о помощи. Вдова Магнуссон покачала головой, подумав о том, как же необходимо этой неразумной женщине научиться спокойствию и долготерпению, иначе, не только её отношения с мужем, но и нормальная жизнь соседей окажется под серьёзной угрозой. Старушка налила себе кофе в элегантную чашку, поставила её на блюдце и открыла холодильник, чтобы принять решение – воздушный шифон либо дышащий сказкой шоколадный бисквит с вишнями. Миссис Гриценко вновь забилась в истерике за стеной, и вдова Магнуссон была вынуждена сделать выбор в пользу «чёрного леса», так как, помимо сказки, он дышал ещё и ликёром.

Старушка поставила кофе и кусочек торта на стол и приглушила свет в столовой. В особо приподнятом настроении она любила пить кофе и при свечах, но, сегодня, это не принесло бы такого удовольствия, всё благодаря этой русской соседке. «Помогите! Пожалуйста! Помогите!» – продолжала кричать соседка, тарабаня в дверь. Вдова посмотрела на торт, вдохнула его аромат и сделала глоток кофе. О, это была замечательная увертюра к десерту. «Бразил сантос» – зёрна этой марки стоили не слишком дорого, но, по вкусу напиток не уступал «Лучшему кофе Сиэтла» и «Старбаксу», по мнению вдовы. Миссис Магнуссон зацепила серебряной вилкой кусочек сочного, пропитанного ликёром бисквита и отправила себе в рот, немедленно ощутив растворяющуюся на языке симфонию вкусов – шоколадного, сливочного, вишнёвого и тёплый, еле заметный привкус мадагаскарской ванили.

«Позвоните в полицию! Я умоляю!» – Гриценко никак не унималась. Но, судя по продолжительности и энергичности её жалоб, ничего особо страшного ей там не грозило, да и здоровья у этой красавицы, хоть отбавляй. Всё же, взгляд вдовы упал на красный телефонный аппарат, накрытый кружевной салфеткой и безмолвно покоящийся на стеклянном столике в коридоре. Подумав хорошенько, миссис Магнуссон отпила ещё кофе и, сложив бледные венистые руки, добросовестно и с большим чувством прочла молитву святого Франциска Азисского:

«О, небесный Владыка,

ПОМОГИТЕ!

Даруй мне не столь стремиться

Я УМОЛЯЮ!

Быть утешенным,

ПОЖАЛУЙСТА!

Как утешать,

Быть понятым,

ПОЗВОНИТЕ В ПОЛИЦИЮ!

Как понимать,

Быть любимым,

Как любить,

Ибо в даянии мы приобретаем,

В прощении нам прощается,

И в умирании мы рождаемся к вечной жизни.

Аминь.»

Прочитав молитву, миссис Магнуссон умиротворилась, осознав, насколько греховны крики её соседки, выносящие сор из избы молодой семьи и продиктованные лишь эгоизмом самой миссис Гриценко. Старушка вновь принялась за торт, с сожалением отметив, что кофе успел порядком остыть, пока она молилась по вине этой бесноватой.

Справедливости ради, стоит отметить, что святой Франциско времени даром не терял, и, в ответ на молитву вдовы, угомонил её соседку. И, всё же, покончив с тортом, миссис Магнуссон не ощутила себя до конца удовлетворённой. Она прошла в зал, достала из комода бутылку бренди и хрустальную рюмку и включила Элвиса.

В квартире через стенку Катерина устала ломиться в дверь и, внезапно обессилев, опустилась на пол. Вопреки её ожиданиям, глаза не привыкли к темноте, лишь в висках заломило от напряжения. Хотелось пить. Осторожно передвигаясь, она подошла к умывальнику и включила холодную воду. Вода пахла хлоркой, но на вкус была вполне терпимой. Боль в висках не унималась; Катерина открыла шкафчик над умывальником и нащупала в нём таблетки. Приняв две ацетаминофена, она запила их водой и опять села на пол.

Сидеть на клейком линолеуме было неудобно, а от прорезиненного коврика неприятно пахло. Катерина вновь поднялась и, достав из встроенного в стену ванной шкафа все полотенца, которые там были, соорудила себе из них подобие постели. Кое-как устроившись на этом гнезде из полотенец, она притихла и начала размышлять. А ведь малыш тоже сейчас сидит в полной темноте. Интересно, как он ощущает себя внутри? Катерина свернулась в позе зародыша и закрыла лицо обеими руками, почувствовав приятный запах малинового мыла. Перед её плотно сомкнутыми глазами внезапно возник сад, весь излучающий радужное свечение, которое играло и переливалось, звеня то ли детскими, то ли эльфийскими голосами. Будущей матери вдруг стало невыразимо стыдно за её настроение, несдержанность и поступки. Все сложности с мужем, его поведение и непонимание оказались совершенно ничтожными по сравнению с этим чудесным садом, в котором диковинные цветы кивали головками в такт смеху тоненьких голосов. Катерина обхватила живот руками, пригрелась и заснула, блаженно подумав о том, что её головная боль растворилась в этом волшебном саду.