– И я уйду, – ответила ведьма.

– Вот! Поэтому, мне нужен рецепт приворота. Давай, может, паучьих лапок нажарим, солнц?

Не услышав ответа, Растрёпка плюхнулся на диван и включил игровую приставку.

– Приворожила же, сволочь. Ну, признайся уже, – ругнулся он себе под нос.

– Что тебя привораживать? Сам пристал, как банный лист! – прозвучало из кухни.

– Нет-нет, ты ослышалась! Я сказал, что очень люблю тебя и хочу кушать. Ты приготовь поскорее что-нибудь вкусненькое, сейчас же твой сынуля придёт, и мы с ним повеселимся! – Растрёпка одну за другой примерял свои самые эффективные роли, на полном серьёзе считая себя мастером простых манипуляций бабьим мозгом и большим знатоком женского сердца.

С начинкой

Лето уже отдало городу всё, что могло и уступило место тонкой чаровнице осени. Деревья ещё не пожелтели, но, местами озолотились и от этого стали будто стройнее. Они уже не заглядывали в окна, как летом, а величаво красовались, готовясь удивлять своими нарядами. Дома уютно пахло яблочной шарлоткой и кофе. Стеклянный стол в маленькой столовой был накрыт бежевой скатертью, на которой голубая посуда смотрелась яркой, как майское небо. Сидя за столом, Растрёпка недоверчиво крутил в руках сонограмму – распечатанный прямо с экрана снимок, на котором, подобно двум белым горошинам в чёрном стручке светились головка и тельце одиннадцати недельного зародыша.

Жена не бросила его и не уехала в Россию, как собиралась. Напротив, она осталась с ним в штатах, да ещё и оказалась беременной. Румяная, аппетитно присыпанная сахарной пудрой недоеденная шарлотка на овальном блюде немного беспокоила Растрёпку, но, мысли о будущем портили аппетит.

– Слышь, солнце… – голос Растрёпки звучал тихо и задумчиво, – а когда это уже будет, ребёнок?

– В марте, – Катерина наливала сливки в горячий чай, от которого через весь стол пахло ирисками.

– Так это и есть моя дочь на фотографии? – Растрёпке не верилось, что это вновь с ним происходит. В его жизни уже была сонограмма, похожая на стручок с горошинками, и в Лондоне, если верить слухам, подрастал его сын, Алёшка.

– Может, и не дочь, а мальчик. Пока рано определять пол, через пару месяцев узнаем, – ответила Катерина.

– Нет, я хочу дочку. А пораньше никак нельзя определить? Чтобы можно было, ну, ты поняла, закрыть эту тему, если это пацан.

– В смысле – «закрыть тему»? – Катерина почувствовала, как кровь прилила к её лицу.

– В прямом. Я только дочку хочу, пацан у нас уже один есть в семье. А девочку моя мать хочет, можно будет ей отдавать пожить.

Катерина на секунду закрыла лицо руками, потом резко поднялась из-за стола.

– Ты куда пошла? Тебе, что, плохо? – встрепенулся Растрёпка.

– Да, меня тошнит.

– Ну так сблевни, Кать! Хочешь, я волосы тебе подержу?.. Кать, извини! Я пошутил! Ну ты что, как маленькая? – Растрёпка поспешно затолкал остатки шарлотки себе в рот, запил Катиным ароматным чаем со сливками и кинулся за ней в спальню.

Вечерело. Катерина легла на кровать и принялась искать что-то в телефоне. Растрёпка подобрался к ней и улёгся рядом, свернувшись калачиком и обхватив её правую руку.

– Катюня, Ка-ать… – он говорил мягким, вкрадчивым голосом, – Катюнчик мой, ну, что ты обиделась сразу-то. Я с дуру сболтнул, с кем не бывает? Я ж молодой у тебя ещё, ты не обижайся сразу. Любимая ты моя, солнышко!

Обычно Катерина всегда сдавалась, или, как говорил Растрёпка, плавилась от его нежности. Но, на этот раз, она почему-то не поддалась.

– Убери руки, мне неприятны твои прикосновения, – сказала она; это звучало очень странно. Возможно, гормоны?

– Не уберу я руки! Я – твой муж, сколько хочу, столько и трогаю тебя! – ответил Растрёпка и крепко обнял её неожиданно упругое от напряжения тело.

– Пожалуйста, оставь меня в покое! – взмолилась Катерина.

– В каком покое? Ты зря, что ли, лежишь тут такая красивая и грустная? Давай лучше пошпилимся жёстко, может, скинешь, – с этими словами Растрёпка принялся раздевать жену.

Катерина пришла в оцепенение от охвативших её чувств возмущения и бессилия. Она всё ещё училась настаивать на своём. По опыту она уже знала, что, если сейчас дёрнуться, он сделает очень больно. От нахлынувшей ненависти к этому подонку сердце вдруг застучало высоко в горле, и виски будто налились кипятком. Нет, это не хорошо, ребёнку не нужны такие эмоции. Катерина закрыла глаза и попробовала представить себе зиму, тёплый свет оранжевых фонарей и мириады пляшущих под ними снежинок. Мама везёт её на санках по заснеженной улице старинного русского городка.

– Кать, ты что, мертвятиной прикидываешься? Фу, Кать, проснись! У меня ж теперь на тебя не встанет никогда после этих фокусов. Слышь, Ка-ать!

Растрёпка принялся тормошить жену, но, Катя упорно отказывалась открывать глаза. В её висках застучала боль. Тогда Растрёпка решил прибегнуть к своему «секретному оружию», – он приподнялся над женой и крепко зажал ей нос. Катерина немедленно раскрыла глаза и рот и закричала, из её глаз брызнули горячие слёзы.

– Кать, ты не хочешь шпилиться, я смотрю? Понимаю, у меня тоже пропало желание греть твои старые кости. Может, в пасть тебе закину, но попозже, мне сначала надо от шока оправиться. Я тебя такой страшной ещё не видел! – Растрёпка был доволен тем, что на лице Катерины читались эмоции.

– Кать, давай, поговорим?

– Я хочу побыть одна. Ты можешь оставить меня в покое? Хотя бы, на пару часов, – в голосе Катерины звучала мольба. Она поднялась с кровати и села на пол в углу спальни.

«Тряпка вонючая» – с раздражением подумал Растрёпка, глядя на слишком рано округлившуюся жену.

– Зачем тебе пара часов без мужа? Пойдём, в кино сходим, милая, – Растрёпка не хотел оставлять её одну в расстроенных чувствах. На таких эмоциях она могла выйти из-под его контроля, – собирайся, а я машину заведу и покурю пока, – приказал он и вышел.

Катерина опять легла на кровать и закрыла лицо руками. Чувства ненависти к мужу и презрения к себе туго пеленали её по рукам и ногам, стягивая и не отпуская. Идти с ним было легче, чем сопротивляться ему. Катерина вдруг вспомнила Тимофея, свою предыдущую беременность, которая оборвалась, когда Растрёпка избил её во время очередной ссоры. Отчётливо, Катерина вновь увидела перед своими глазами те алые капли крови, расплывающиеся в душе по белому кафелю под её ногами; это было больше года назад. К горлу подступила солёная тошнота. Нет, эту беременность она сохранит, во что бы ни стало.

Катерина зашла в ванную и посмотрела на своё отражение. Припухшие веки выдавали страдания. Она принялась наносить макияж, за этим её и застал внезапно вошедший Растрёпка.