Он мягко прижал мою голову обратно к своей груди – ладоньюбольше всей моей головы.

– Я же не жалуюсь, просто заметил.

Я устроилась поудобнее, положив щеку ему на руку возлеплеча.

– Роан ушел сразу, как мы приехали. За помощью?

Я объяснила насчет Роана и его новой шкуры.

– Ты не знала, что можешь его исцелить? – спросилУтер.

– Не знала.

– Интересно, – протянул он. – Оченьинтересно.

Я подняла на него глаза:

– Ты что-то об этом знаешь, чего не знаю я?

Он посмотрел на меня сверху вниз.

– Я знаю, что Роан – дурак.

Это заставило меня посмотреть на него, попытаться понять,что за взглядом этих непроницаемых глаз.

– Он – шелки, и я вернула ему океан. Это его призвание,сердце его сердца.

– Ты на него не злишься?

Я нахмурилась, неловко пожав плечами у него на руках.

– Роан таков, каков он есть. Я не могу это поставитьему в вину. Это как сердиться на дождь за то, что он мокрый. Такой он.

– Так что тебя это совсем не трогает?

Я снова пожала плечами, и его руки обернули меня, почти какмладенца, так что мне стало удобнее на него глядеть.

– Я разочарована, но не удивлена.

– Ты очень понимающая.

– Можно быть понимающей, Утер, если все равно не можешьничего изменить.

Я потерлась щекой о теплоту его руки и поняла, в чем секретего обаяния. Он такой большой, а я такая маленькая, будто я снова сталаребенком. Это чувство, когда тебя кто-то может взять на руки и защитить отвсего на свете. Это не было правдой, когда я была ребенком, и тем более нестало правдой сейчас, но все равно приятно. Иногда ложный уют лучше, чемникакого.

– Черт! – выругался Джереми погромче, чтобы намбыло слышно. – Там впереди авария – похоже, Сепульведа полностью забита.Попробуем боковыми улицами.

Я задрала голову на руку Утера, чтобы увидеть Джереми.

– И все остальные тоже пытаются туда съехать. Яугадала?

– Разумеется, – ответил он. – Устраивайсяпоудобнее, на это уйдет какое-то время.

Я повернула голову, чтобы снова видеть Утера.

– Новых анекдотов не слыхал?

Он слегка улыбнулся:

– Нет, только у меня ноги онемеют, если мне придетсятак их поджимать слишком долго.

– Ой, прости.

Я завозилась, чтобы он мог изменить позу.

– Нет, сиди спокойно.

Он подложил руку мне под бедра, приподнял меня и держал, какребенка, без усилий, пока вытягивал перед собой ноги. Потом усадил меня к себена колени, держа одной рукой за спину, а другая спокойно легла на колени.

Я засмеялась:

– Иногда я думаю, каково это – быть таким... большим.

– А я гадаю, каково это – быть маленьким.

– Но ты же был когда-то ребенком. Ты же помнишь, какэто было.

Он уставился вдаль.

– Детство для меня было очень давно, но я действительнопомню. Но я не в этом смысле говорю насчет быть маленьким.

Он посмотрел на меня, и было что-то в его глазах, что-тоодинокое, неудовлетворенное. Это "что-то" пробивало то егоспокойствие, которое я так ценила.

– В чем дело, Утер? – спросила я тихо. Какое-тобыло уединение в том, что мы были одни сзади и никого на средних сиденьях.

Его рука легко лежала у меня на бедре, и мне удалось наконецпрочитать выражение его глаз. Я такого на лице у него еще не видела. Мневспомнились его слова, когда я раздевалась для установления микрофона, –что он подождет в соседней комнате, потому что уже очень давно не виделобнаженной женщины.

Очевидно, я как-то выразила это на лице, потому что онотвернулся.

– Извини, Мерри. Если тебе неприятно это, только скажи,и я никогда об этом не заикнусь.

Я не знала, что на это ответить, но попыталась.

– Не в том дело, Утер. Я сейчас сяду в самолет и улечуБогиня знает куда. Мы можем уже никогда не увидеться.

Это отчасти было правдой. То есть я действительно покидалагород и не могла придумать, как выпутаться из этого положения, не ранив егочувств и не наврав ему. Мне не хотелось ни того, ни другого.

Он заговорил, не глядя на меня:

– Я думал, ты – человек с примесью крови фейри. Иникогда бы не предложил этого тому, кто был воспитан людьми. Но твоя реакция науход Роана доказала мне, что ты думаешь не так, как люди. – Он почтизастенчиво снова повернулся ко мне. В глазах его читалось открытое доверие. Нето чтобы он полагал, что я скажу "да", но он верил, что я не будуплохо реагировать.

Будь это вчера, я бы первым делом подумала, как ужасноодинок Утер на нашем берегу. Сколько раз я вот так свертывалась рядом с ним вклубочек, думая о нем как о старшем брате, как о замене отца? Слишком многораз. Это было нечестно, но он всегда вел себя как настоящий джентльмен,полагая, что я – человек. Теперь он знал правду, и это меняло положение вещей.Если даже я скажу "нет" и он примет это как должное, уже не будетпрежней легкости в отношениях. Я никогда не смогу так невинно свернуться у негона руках – это в прошлом. Пусть это меня огорчает, но прежнего не вернуть.Единственное, что я могу сделать, – это постараться не ранить Утера. Бедабыла в том, что я понятия не имела, как это сделать, потому что совершенно незнала, что сказать.

Я задумалась слишком надолго. Он закрыл глаза и убрал руку смоего бедра.

– Извини, Мерри.

Я подняла руку и тронула его за подбородок.

– Да нет, Утер, я польщена.

Он открыл глаза и посмотрел на меня, но в них читалась явнаяболь. Он протянул мне сердце на ладони, а я проткнула его ножом. Черт, я жескоро сяду в самолет и никого из них никогда не увижу. Оставлять его так я нежелала. Слишком он хорошим был мне другом для этого.

– Во мне есть человеческая кровь, Утер. Я немогу... – Нет, этого никак было не сказать намеком. – Я не смогувынести повреждения, которые вынесет чистокровная фейри.

– Повреждения?

Вот она, цена обиняков.

– Ты слишком велик для моего тела, Утер. Если бы тыбыл... меньше, я бы могла с тобой запросто переспать, но как-то не могу себепредставить, что мы друг за другом ухаживаем. Ты – мой друг.

Он посмотрел на меня – всмотрелся пристально.

– Ты действительно могла бы спать со мной безотвращения?