что монета может ему пригодиться и послужить зацепкой, ведущей к причине того, почему собственно юношу так манит в эти заболоченные долины, но он ничего не мог с собой поделать. Рука словно сама выбросила ее, упрекая юношу и не желая держать подобные вещи при себе.

Сэм вновь почувствовал пронзительный холод и обхватил себя руками. Он стиснул зубы, когда волна боли стремительно распространилась по всему телу, сосредоточившись в костях и от них перейдя на все мышцы. Сэм знал, что это не к добру, но знал он также и что нужно было делать, чтобы это прошло. За время пути подобное случается с ним уже в третий раз, каждый из которых становится длительнее предыдущего. В прошлый раз ему хватало глубокого дыхания и закрытия глаз на пару секунд, но в этот раз привычная тактика не подействовала.

«Нужно возвращаться, — решил он, — Иначе меня найдут замерзшим до смерти посреди этих чертовых непроходимых болот и жуткого леса»

Погибать таким образом отнюдь не входило в его планы, поэтому юноша развернулся и пошел назад в лагерь, подумав также, что его могли начать искать. Если директор заметит, что он до сих пор не вернулся, то возникнет серьезная проблема, ведь Сэма нет уже около часа, а внятно объяснить причину своей вылазки у него вряд ли получится.

Юноша постепенно отдалялся от места сборища своих инстинктов и почувствовал, как те принуждают его вернуться назад, обманчиво добро и наивно зазывая вступить на лесную тропу с целью выяснить в чем же там дело. Они все еще зовут его, даже когда он подходит к Хранилищу, не переставая злорадствовать и насмехаться над глупостью его действий. В конце концов кара наказала Сэма за то, что он не прислушался к ним ранее.

***

Следующие два дня прошли ужасно и оставили после себя мучительное послевкусие. Сэм страдал от боли и был не в силах подняться с кровати в небольшой, в последнее время такой надоевшей, старой кладовке. Все его кости ломило, словно он попал в аварию, столкнувшись лоб в лоб с фурой, перевозившей кирпичи, а грудь сдавливало так, будто на нее взвалили многотонные бетонные сооружения. Он не мог двигаться: каждое действие с его стороны приносило мышцам и костям боль, в десятки раз сильнее, чем описано выше.

Несколько раз в его мыслях всплывали картинки лесной дороги и заброшенной деревни. Юноша почти окончательно уверился, что то, что с ним происходит сейчас — это посланная ему с небес кара за то, что решил тогда уйти и проигнорировать зов своего сердца.

Ведь началось все это сразу после его возвращения из вылазки на болота, тогда, когда юноша направлялся назад к Хранилищу. В тот момент Сэм как раз обдумывал, что бы ему ответить на вопрос «Где ты пропадал и почему не вернулся в лагерь сразу после экскурсии?», которым наверняка задастся директор стоит Сэму только попасть в поле его зрения, но размышления ни чему дельному юношу не привели. В любом случае, этого и не потребовалось, ведь он не смог даже добраться до дверей директорского кабинета.

У самого крыльца юношу скрутило от внезапного приступа боли. Ему едва удалось устоять на ногах, сложившись пополам и мертвенной хваткой вцепившись в колени. Тогда никто не стал задаваться вопросами касаемо того, где он был и чем занимался. Сэм плохо помнил то, что произошло следом: в его памяти четко отпечаталось лишь то, как несколько рук подхватили его и помогли добраться до кровати в кладовке, бегло пробежавшись по тамошним полкам и напоив его разными снадобьями с лекарственным содержимым.

Они продолжали поить его медикаментами и после прибытия в комнату, но ничего из их арсенала препаратов не помогало юноше улучшить самочувствие и не спасало от головокружений, жуткого озноба и пульсирующей боли по всему телу. Казалось, напротив, чем больше они старались ему помочь, тем хуже ему становилось. К прошлым симптомам прибавилась тошнота и хрипота в легких. Ощущение было такое, словно Сэм заразился какой-то смертельной болезнью и теперь страдал от ее пагубных для организма последствий.

Юноше слабо верилось, что виной всему этому могло быть обращение. И, как бы ему не хотелось обратного, окружающие, похоже, тоже в это совсем не верили. Все, кому директор Форрест показывал Сэма в надежде на совет или предположение что с ним может происходить, лишь со вздохом качали головами или неопределенно пожимали плечами. Со стороны и без того отчаянно нуждавшегося в помощи Сэма все это выглядело очень обнадеживающе.

Если в первый день он еще мог находиться в сознании и распознавать лица окружающих, то на второй — уже нет. Теперь он мог только спать — даже если сам того не желал. Его сознание проваливалось в сон и отключалось, совершенно не спрашивая Сэма хочет он того или нет. Но юноша и сам не знал, чего он хочет. В данный момент ему было необходимо лишь, чтобы эта боль прекратилась и молоточки, беспробудно стучавшие в его голове уже двое суток, разрушились или, как минимум, прекратили разрушать его сознание.

Директор Форрест уже сутки никого к нему не подпускал: лишь изредка он заходил в его комнату сам с лекарствами или едой. Но второй вариант был еще реже, ведь юноша практически ничего не ел и не пил. Он был не в состоянии даже пошевелиться, а о том, чтобы взять в руки ложку, не могло идти и речи: все его мышцы словно наглухо залили бетоном.

Директор старался ободрять юношу, но настроение Сэма падало каждый раз, стоило увидеть его озадаченное лицо. Директор лагеря явно не понимал, что с ним происходит и не знал, каким образом может ему помочь. В голове Сэма до сих пор вертелся случайно услышанный обрывок их разговора с каким-то учителем, в котором директор Форрест упомянул, что не помнит ни единого раза, чтобы обращение проходило подобным образом. Неизвестный с ним согласился.

После этого Сэм настолько отчаялся, что решил не просыпаться вовсе, уйдя в пучину темноты и обрывочных сновидений. Он не знал, сколько прошло времени на самом деле, но каждая секунда, проведенная в этой прострации, казалась ему бесконечной. Просыпался он редко и лишь затем, чтобы заснуть снова.

Вечером второго дня директор привел Мэй. Сэм едва видел очертания ее лица, но по голосу убедился, что возле открытого окна с директором Форрестом разговаривает именно она. Его сознание уплывало, поэтому из их диалога он расслышал лишь обрывки нескольких весьма не утешительных фраз. В измученной голове Сэма