группе каждому отводилась своя роль. Разумеется, назначался руководитель, но успех путешествия часто зависел от завхоза, который доставал оборудование и провизию, наблюдал за укладкой и переноской вещей. Математик Александров, впервые отправляясь в лодочное путешествие (по Волге летом 1929 года), «сразу взялся быть нашим интендантом и еще до отъезда из Москвы начал закупать всяческие деликатесы» – всего в походе участвовали трое. Следовало также выбрать официального фотографа (притом что другие участники могли брать свои фотоаппараты), того, что отвечал за ведение дневника, а также врача [Kolmogorov 2000: 148 (цитата); Архангельская 1947: 32–34][151].

В течение нескольких месяцев или недель перед походом члены группы собирали необходимые документы и съестные припасы. Тем, кто отправлялся в плавание по рекам, советовали заранее уточнить у местных властей расписание пароходов и удостовериться, что их передвижение не будет остановлено сплавом леса. Так, например, москвичи, собравшиеся проплыть по Каме, «бегали по сложному лабиринту учреждений в добыче за справками, удостоверениями» [Путешествия по СССР 1938: 20][152]. Каждая самодеятельная группа должна была зарегистрировать свой поход: до 1936 года – в местном отделении ОПТЭ, а потом – в профкоме. Путешествовать по СССР без разрешения в 1930-е годы было возможным, но грозило большими опасностями. В годы первой пятилетки самым важным документом для самодеятельных туристов была заборная книжка, которую получали в отделении ОПТЭ. В начале 1930-х годов туристы брали с собой большую часть продуктов, но во второй половине десятилетия продовольственный кризис стал менее острым, и, по сообщениям туристов, можно было покупать съестные припасы у местных жителей. Носить провизию с собой теперь требовалось только тем, кто совершал походы в малонаселенные места [Путешествия по СССР 1938: 7, 21, 32, 35–36, 75, П][153].

Походный режим создавал условия для проявления самодостаточности и самодисциплины. Рациональность турпохода логическим образом отражала рациональность пятилетних планов и социалистической индустрии; даже для отдыха были необходимы правила, как было отмечено выше по тексту, когда шла речь о советских курортах. Членам самодеятельных групп следовало выбирать маршрут исходя из своего опыта и своих навыков. В 1938 году Всесоюзный комитет по делам физической культуры и спорта, основываясь на опыте, накопленном «пролетарскими» туристами, разделил все маршруты для самодеятельных путешествий на три категории сложности. Маршруты третьей категории предназначались для начинающих туристов, проходящих около

15 километров в сутки; мужчины при этом несли до 3 килограммов груза, а женщины – до 1 килограмма. Для выбора маршрута первой категории турист должен был иметь трех-четырехлетний опыт походов и иметь возможность пройти 25–30 километров в сутки по умеренно холмистой местности, вес груза составлял 12–16 килограммов для мужчин и 6–8 для женщин. Во время похода туристы придерживались стандартной практики, начиная движение в медленном темпе и постепенно наращивая его. Многие группы, предостерегал журнал «На суше и на море», брали с самого начала слишком энергичный темп, что вызывало усталость уже через несколько дней. Ритм имел определяющее значение: регулярные привалы для принятия пищи, часовой отдых после обеда, отдых продолжительностью в один день после трех-четырех дней пути. Каждый вечер группа разводила костер. Судя по многим рассказам, это были едва ли не самые волнующие моменты похода, сохранявшие свою важность для туристов вплоть до распада СССР [Путешествия по СССР 1938: 204–205; Пролетарский туризм 1929: 18, 48][154].

С точки зрения самодисциплины большое значение имело ведение дневника. На рабочем месте дневник дисциплинировал трудящегося, поощряя размышления о связи между ним и работой [Hellbeck 2006: 45]. Для «пролетарских» туристов дневник помогал структурировать коллективные воспоминания, но, помимо этого, сохранять и передавать социальные знания, полученные в походе. Дневники туристов публиковались в журнале «На суше и на море», начиная с первых выпусков. Эти и другие ранние свидетельства показывают, каким образом туризм дисциплинировал «взгляд туриста» и способствовал раскрепощению участников похода. Туристы вспоминали о грандиозных социалистических стройках, описывали свою усердную социально-политическую работу по окультуриванию местного населения. Они говорили также о неописуемых впечатлениях от пейзажей, бескрайних просторах, замерзших озерах и запутанных лабиринтах пещер, наводивших на мысль о каком-то сказочном царстве. А кроме того, о вещах практического свойства – о надежности тех или иных элементов снаряжения, о том, как защитить лодку от высокой волны и где найти укрытие в дождливую и штормовую погоду. Ранние свидетельства передают гордость туристов за собственные достижения: «Чувствуем себя настоящими Колумбами, открывающими – пока лишь для себя – неведомые нам “Америки” советского севера». Молодые работницы Московской швейной фабрики сообщали о трудном походе по Кавказу: каждая несла 14 килограммов груза, еду и снаряжение, на 200-километровом пути по горным тропам. В ответ тем, кто сомневался в способности женщин совершать горные походы, они написали: «Пусть смеются, пусть не верят. Мы свою задачу выполнили» [Пролетарский туризм 1929: 45–47][155].

К началу 1930-х годов журнал «На суше и на море» стал публиковать советы относительно того, как наилучшим образом фиксировать приобретенный в походе опыт посредством дневника: по своей важности записи теперь не уступали действиям. Каждый дневник группы, дополненный дневниками ее участников и снимками, становился источником сведений для туристов, которые вознамерились бы пройти по такому же маршруту. Поэтому следовало записывать все подробности путешествия, особенно в тех случаях, когда карты оказывались неверными или неполными. Надо было избегать книжных оборотов, свойственных старой интеллигенции, а пользоваться языком «трудящегося класса», не допускать снисходительности, сентиментальности и всяческих клише[156]. Указания стали еще более жесткими, когда в 1934 году туристов призвали писать отчеты, чтобы собрать их в справочник для групп самодеятельных туристов. «На суше и на море» поместил образец отчета. В идеале, он содержал основную информацию о маршруте: особенности ландшафта, флору и фауну, исторические сведения, приметы социализма; длину маршрута и средства передвижения; трудности, встречающиеся на пути; наконец, практические советы – какое снаряжение брать, где доставать продовольствие и транспортные средства[157].

Правила ведения дневника были призваны сделать знания, накопленные по отдельности каждым туристом и группой, частью массива знаний, принадлежащего огромному коллективу пролетарских туристов. Но реальные сообщения туристов отклонялись от предписанных образцов. Помимо передачи фактов, они прославляли независимость человека, пустившегося в путь. В письмах, посланных в Бауманский районный совет ОПТЭ, можно выделить два ключевых элемента: добрые дела (которые предусматривались в указаниях) и приключения (которые не предусматривались). Два будущих учителя описывали поход по уральским рекам и лесам летом 1932 года: у группы из шести человек имелись винтовки (пять штук) и месячный запас продовольствия. Авторы повествования, подрядившиеся доставить шкурки животных для Биологического музея в Москве, уделили особое внимание опасностям похода и своим способностям