того, чтобы закалять свою волю, учиться подчинять ее интересам коллектива, набраться новых сил, впечатлений и, вернувшись в свой рабочий коллектив, быть способным отдать ему гораздо больше сил…» «Пролетарский» турист помогал государству, собирая на научной основе новую информацию о стране, выявляя новые залежи сырья, заполняя пробелы на карте[138]. Взаимность – давать и получать одновременно – отличала «достойную жизнь» при социализме от конкурировавших с ней буржуазных аналогов.

Существовали две разновидности туризма, вызывавшие осуждение как неподходящие для пролетариев. Бродяжничество – скитания с целью приобрести романтическую славу или получить удовольствие – клеймилось в многочисленных официальных публикациях 1920-30-х годов. И все же это явление, как будет показано далее, было широко распространено [Антонов-Сара-товский 1930а: 1–2][139]. Также упоминалось о том, что туристы-активисты обличали коммерциализацию организованных групповых поездок. Но, как указывалось в главе второй, этот вид туризма признавался важной составляющей отпускных практик в СССР. Групповые туры стали неотъемлемой частью «советского» туризма – но был ли он в достаточной мере «пролетарским»?

Термин «пролетарский турист» (как, впрочем, и «туризм») имел два значения. Во-первых, это был советский человек, путешествующий по-пролетарски, а не по-буржуазному: так утверждали активисты ОПТЭ и туристического движения. В 1930-е годы идеальный пролетарский турист совершал самодеятельные путешествия и не присоединялся к толпе желающих отправиться в групповой тур. Во-вторых, «пролетарским туристом» мог быть назван любой рабочий или – менее четкое определение, которое стали предпочитать в 1930-е годы, – трудящийся. Туризм, практикуемый лояльным советским гражданином, автоматически мог квалифицироваться как пролетарский. Эта двойственность порождала основную дилемму: должен ли был пролетарский турист отправляться в поход непременно в составе небольших самодеятельных групп (пешком, на лодке, на велосипеде) или же таким туристом считался любой советский гражданин, решивший посмотреть и испытать что-то новое?

Эти два направления можно назвать, соответственно, «пролетарским» и «советским» туризмом. «Пролетарский» был вариантом «советского», но не все пролетарии желали путешествовать «по-пролетарски» или путешествовать вообще. Кроме того, не все они были промышленными рабочими. В данной главе будет показано, что ждало туристов, отправлявшихся в самостоятельные путешествия и участвовавших в групповых турах, и рассмотрено, как в 1930-е годы сторонники «пролетарского» и «советского» туризма боролись за культурную гегемонию и преимущественное право получения средств. К концу 1930-х годов «советский» туризм в основном одержал верх над «пролетарским», комфортный отдых – над содержательным, но ценностям, ассоциировавшимся с «пролетарским» туризмом, – таким, как здоровье, независимость, самодостаточность, приобретение знаний, – по-прежнему придавалось большое идеологическое значение: пролетарский турист считался лучшим образцом советского гражданина.

Истинно пролетарский: самодеятельный турист

Уже говорилось о том, что активисты с самого начала превозносили «пролетарский» туризм как лучший вид отдыха, приносивший пользу государству (накопление знаний, добрые дела). Он представлял собой рациональный подход к проведению отпуска: тело трудящегося находилось в идеальных условиях, позволявших вновь обрести утраченную энергию, и кроме того – немаловажное обстоятельство – такие путешествия были увлекательными. Содержательность и удовольствие соревновались между собой: что из них двоих станет важнейшим фактором вовлечения советских граждан в туризм? «Пролетарские» туристы выполняли серьезные задачи во время летнего отдыха. Овладение научными знаниями было важной рациональной мотивацией, способствовавшей расширению туристического движения: предполагалось, что каждая группа во время похода будет исследовать местные природные ресурсы, многие из них получали задания по сбору образцов от музеев и лабораторий. В «Туристе-активисте» заявлялось, что в 1932 году 10 000 туристов занимались поиском полезных ископаемых, содействуя выполнению второго пятилетнего плана[140].

Туристы начинали готовиться к отпуску зимой, изучая особенности тех краев, где должны были пролечь их маршруты, и осваивая местные языки. Иначе поход оказался бы пустой тратой времени.

Мы просто решили ехать, чтобы поинтереснее провести отпуск и посмотреть новые места. Это было нашей ошибкой. <…> Поэтому, добравшись до какого-нибудь населенного места, мы часто не знали, на что здесь нужно обратить внимание, что интереснее посмотреть[141].

Следовало подготовиться к путешествию, пролистать путеводители, спросить советов: предвкушение и новые знания увеличивали получаемое удовольствие. «Когда турист не находится в отпуске, мечты о нем заполняют все время – остальные пятьдесят недель», – пишет социолог О. Лёфгрен [Lofgren 1999: 7][142].

Социалисты занимались не только объяснением мира: цель состояла в том, чтобы изменить его. «Пролетарские» туристы занимались социалистической пропагандой там, где путешествовали. Для нужд социалистического строительства туристам-горожанам следовало проводить часть отпуска в деревне, содействуя коллективизации, повышению грамотности, строительству дорог, проведению радио. Туристы объясняли, как сооружается московское метро и в чем суть процесса над контрреволюционером Троцким; в 1930-е годы они, используя свои познания в политике, также побуждали местных жителей ходить на выборы[143].

Содержательный отпуск подразумевал рациональное использование физических сил и способностей. С медицинской точки зрения туризм уступал отдыху на курорте и даже физкультуре, но его ранние пропагандисты разработали научные принципы, призванные сделать это времяпровождение здоровым и рациональным. Свежий воздух и умеренные физические нагрузки улучшали кровообращение и восстанавливали равновесие в организме. Государственный центральный институт курортологии начал составлять рекомендации для туристов, выбирающих те или иные маршруты и места. Следовало знать, например, что Кавказ – это рассадник малярии, куда нельзя отправляться без хинина. Если турист возвращался более усталым, чем был до отпуска, или больным, ценность путешествия сводилась к нулю. Поэтому, как и пациенты курортов и домов отдыха, туристы нуждались в предварительном врачебном осмотре, но это правило часто нарушалось. Приезд туристов, неспособных к восхождениям, в альпинистские лагеря приводил к разбазариванию государственных ресурсов. В одном из таких лагерей 15 % прибывших отправились назад из-за слабого здоровья, еще 20 % были не в состоянии совершить намеченный поход; дело происходило в 1937 году. Врачи повсеместно выписывали справки эпилептикам и людям без ноги или без руки, признавая их годными для занятий альпинизмом [Сочеванов 1930: 23][144].

Хорошо организованный и рационально совершенный турпоход приносил также удовольствие и удовлетворение. Некоторые активисты признавали, что содержательная сторона порой перевешивала все остальное. «Надо прямо сказать, что у нас получалось иногда отсутствие почти всякой разницы между туристской вылазкой и политшколой, между экскурсией и буксирной бригадой». Если туристы обременяли себя слишком большим количеством заданий, брали слишком много брошюр для раздачи, ставили целью приобрести слишком обширные знания, путешествие превращалось в формальность и становилось неинтересным. Председатель Центрального комитета ОПТЭ Ф. К. Траскович, выступая на семинаре для руководителей турбаз, призвал уделять больше внимания радости и бодрости. Карикатура 1934 года «Пешком по Волге» показывает, что при чрезмерном обилии лекций туристу становится скучно. Мы видим названия лекций: «Прошлое Жигулей», «Окрестности Самары», «Процесс подачи воды», в то время