Миротверд ахнул:

— Боги!.. Да что же это... Неужто все поколения смотрели ине видели?.. Ребята, быстро топоры, веревки, ломы, ваги! Скачите в крепость,тащите все, охрану побольше!

Гридень, который колотил, сказал быстро:

— Сперва надо самим попробовать!.. Мы топорами подденем. Аесли уж такая тяжелая, тогда и кликнем на помощь.

Олег смотрел безучастно, как все четверо бросились, торопясьи толкаясь, к плите, били обухами, но мешали один другому, пока один,прицелившись, не ударил обухом тяжелого топора сильно и точно в самую серединуплиты.

Хрустнуло, словно проломилась скорлупа гигант-ского яйца.Черная трещина пробежала быстрая, как ящерка, разветвилась. Обломки чутьпросели, словно внизу была пустота.

Кто-то вскрикнул, тут же поддели лезвиями топоров. Самыйкрупный обломок вытащили, остальные глыбы освобожденно рухнули в темноту. Изглубины пахнуло странно теплым воздухом, необычными запахами. Миротверд пал набрюхо, всматривался в темень. Камни словно растворились во тьме, ни стука, ниплеска, ни шороха.

Гридень сбегал к коням, вернулся с длинным арканом.Торопясь, ему надели петлю на пояс, Миро-тверд зажег факел, а гридень началопускаться в подземное хранилище.

Остальные держали веревку, то и дело с великим изумлениемоглядывались на молодого, все еще невеселого парня в волчьей шкуре. Даже неповедет глазом в сторону открывшегося хода!

Миротверд сказал срывающимся голосом:

— Не знаю... даже если ничего не отыщем, все равнопрославимся...

А гридень рядом просипел простуженным голосом:

— Да, мы сумели...

— Он сумел, — поправил Миротверд. — Но мы все сделали!

Веревка в их руках скользила рывками. Из дыры доносилисьвскрики, желтое пятно света иногда показывалось в темном проеме, все слабело ислабело. Когда в руках остался конец аркана, третий гридень сбегал к коням,принес все оставшиеся, связали накрепко, веревка снова пошла короткимиосторожными рывками вниз.

Олег ожидал, что, когда все четыре аркана подойдут к концу,Миротверд опомнится, так почти и было, но взгляд управителя зацепился за поясстаршего гридня, и тот поспешно снял, пояс был длинный, шелковый, такие же и удругих, а когда связали их тоже, спуск смельчака продолжался.

Наконец им пришлось лечь на животы, веревку держали ввытянутых вниз руках. Олег видел их побелевшие от напряжения лица. Веревкараскачивалась, из темной дыры вроде бы доносился далекий крик, затихал, потомслабые звуки слышались снова.

Внезапно Миротверд вскрикнул:

— Тащим!

Они с трудом встали на колени, держа веревку на вытянутыхруках, на лицах были страх и сумасшедшая надежда, словно из этой темной норымогло появиться невероятное счастье для всех людей на свете.

Веревка шла медленно. Кольца ложились одно на другое, и, когдатам вырос целый холмик, Олег смутно удивился, что опускаться пришлось такглубоко. Наконец гридни весело заорали, в темном проеме что-то мелькнуло,исчезло, а еще через пару саженей веревки появилась лохматая голова.

Гридень с трудом перевалился через край, его подхватили иоттащили. Он лежал на спине, жадно хватал мокрым ртом воздух. Лицо было вкрупных каплях пота, на лбу и висках надулись толстые, как пиявки, жилки. Когдаон разжал кулак, Миротверд вскрикнул.

На ладони блистали золотые монеты и драгоценный каменьнемыслимой чистоты! Монеты были странные, четырехугольные, но толстые, снепонятными знаками, камень походил на рубин, но только походил, от рубинаотличался так же, как великолепный боевой конь от мелкой селянской коняги.

— Я только... — прохрипел воин с укором, — только сумелдотянуться... до верхушки горы из злата... Вы что же, не могли опустить хотьчуть ниже?.. Там же этого злата и каменьев... цельные горы!.. Только внизутемно... Сколько там... не узреть...

— А факел? — сказал Миротверд. — Бросил бы факел!

— Он сгорел, — прохрипел воин, с трудом восстанавливаядыхание, — когда я увидел вершинку этой... золотой горы... А зачерпнул уже попамяти... Раскачался и...

Один из гридней сказал, не отрывая жадных глаз от золота икамня в ладони Миротверда:

— Рисковый! Мог бы и оторваться. Мы ж тебя еле-еле держали!Пояса уже начали распускаться.

Олег смотрел на их счастливые лица, выпученные в восторгеглаза, а в сердце были недоумение и горечь. Не потому ли он спокоен, что ужевидел сокровище побольше, противников посильнее, миры диковиннее, и теперьничто не взволнует...

Как заставить их пойти за ним, стучало в висках так, чтовздрагивал от острых уколов. Я могу расколоть землю, приподнять край неба, могусдвинуть гору... или даже горный хребет, но не могу заставить даже самогослабого человечка поступить так, а не иначе!

Таргитай мог, мелькнуло тоскливое. Он целые племена ссадил сконей, заставил заниматься землепашеством. Но Таргитай мог заставить делатьтолько то, во что верит сам, а верит лишь в то, что понимает... а какое понятиеу дурака? Только и того, что человеческие жертвы стали приносить не Мечу —символу конных набегов, а теперь живьем закапы-вают в Матерь-сыру землю,чтоб-де урожай был хорош, пшеница вовремя поспела, чтоб свиньи не потолочили...

Потому и стал Таргитай богом, что дурак, дурак простому людупонятнее. Он говорит на их языке, а если язык подвешен хорошо, умеет петь ииграть... просто божественно, то народ за таким идет, слушает, верит, а своимпоклонением превращает в бога. Но как, оставаясь человеком, — ибо мудрый несможет стать богом, — как убедить людей жить по-людски, а не по-зверски?

Пытаясь себя расшевелить, разжечь «простыми человеческимислабостями», он заглянул в темную дыру. Пахнет как из старой темной могилы,тленом и запустением.

— Это золото принадлежало не вам, — предупредил он. — Взявего, берете и всю кровь, пролитую за него.

Гридни смотрели и слушали с великим почтением. Миротвердкивнул:

— Да, такое золото приносит несчастья... Но оно долго незалежится ни в руках нашего царя, ни в наших руках.

Гридни заулыбались, по их простым честным лицам Олег видел,как будут пить и гулять на свою долю, каких девок щупать, каких гусляров найдутпесни петь.

— Как знаете, — ответил он и сам подивился своемуравнодушию. — Как знаете...

Миротверд внезапно сказал ему в спину:

— Да, ты видишь совсем не так, как все мы. Ты единственный извсего этого царства, кто смотрел правильно... Несчастный.