из куриной сетки фигуру птицы с длинной шеей. У нее была огромная, как у птеродактиля, голова. Йоусия рассортировал перья по цветам и размерам и принялся приклеивать их к каркасу. Элина помогала. Они трудились всю ночь. Элина подсказывала, как следует располагать перья, чтобы оперение выглядело естественно. Иногда они брали за образец картинки из определителя птиц и порой ссорились, потому что Йоусия настаивал на том, что искусство не должно подчиняться законам реального мира.

Работа затягивалась, поскольку Йоусия все время пытался располагать перья по-своему.

«Мы не успеем доделать», – думала Элина.

Утром они вздремнули пару часов и продолжили свое занятие. Птица получилась размером с лошадь, пестрой и, пожалуй, анатомически правдоподобной. Она была похожа на гибрид деревенской ласточки и лебедя. В правилах говорилось, что если конкурсная работа окажется очень большой, то ее не надо привозить в учебное заведение, достаточно представить напечатанные на бумаге фотографии. Но при этом они должны быть подробными, отражать конструкцию работы как в целом, так и в деталях. Йоусия и Элина сфотографировали птицу со всех сторон, проявили пленку и напечатали фотографии в школьной фотолаборатории. Потом сложили их в конверт и отправили в художественную школу. По правилам вступительного конкурса достаточно было отправить пакет не позднее определенной даты, что подтверждалось почтовым штемпелем.

Через две недели Йоусия получил письмо с приглашением на собеседование. Он отправился в город. На собеседовании Йоусия вел себя непринужденно и разговаривал с экзаменаторами как в обычной жизни. Вскоре пришло и второе письмо – Йоусия был зачислен.

Элина тоже поехала сдавать вступительные экзамены. Лесохозяйственный институт находился в другом городе, не так далеко на юг, как художественная школа Йоусия, и в захолустном местечке, где не было ни одного здания выше шести этажей. Элине там понравилось. Она оказалась на втором месте в резервном списке на поступление. За неделю до начала занятий ее известили письмом, что она принята.

Прощальную вечеринку они устроили на крылечке недостроенного коттеджа в кампусе художественной школы Йоусия. Разговор не клеился. Они пообещали друг другу, что снова соединятся, как только закончат учебу и немного узнают жизнь. Йоусия рассуждал о том, какое прекрасное будущее их ждет, а Элина смотрела на его лицо – лицо, которое она так любила, – и хотела верить ему, но не могла.

12

Задняя дверь «тойоты» оставалась открытой. Трое школьников младших классов стояли рядом с машиной, уставившись на сиденье, на котором, свернувшись, спал воблин. Янатуйнен рукой сделала им знак отойти. Дети отступили назад.

Но никуда не ушли, а остались смотреть, когда Янатуйнен села на водительское место и завела машину. Она газанула на холостых оборотах и взглянула на воблина. Тот даже не пошевелился.

Дверь в дом открылась и на пороге показался Эфраим.

– Только не оставляй эту скотину у нас во дворе, – крикнул он.

Янатуйнен махнула рукой в знак того, что поняла. Она вышла из автомобиля и захлопнула заднюю дверь.

– Послушайте… – сказал самый высокий мальчишка.

Янатуйнен повернулась к нему.

– То есть простите, – поправился ребенок.

Малыши стояли перед Янатуйнен с серьезными лицами, выстроившись по росту, словно дома их учили стоять перед незнакомыми людьми именно так.

– Когда вы захотите его где-нибудь оставить, дайте ему какую-нибудь вещь, чтобы он не увязался за вами.

– А, вот как.

Янатуйнен достала из кармана сигареты. Дети посмотрели на нее с неодобрением. Она убрала пачку обратно.

– И что я могу ему дать?

– Я давал ему лего, – сказал тот, что был в середине.

– Спасибо за совет, – поблагодарила Янатуйнен.

Самый высокий кивнул.

– Не за что.

Только теперь Янатуйнен заметила, что у каждого из ребят в одной руке была перекладина для брюк, вынутая из пластмассовых плечиков для одежды.

Янатуйнен кивнула, показывая на их вооружение.

– Это зачем?

– Духовое ружье, – пропищал самый маленький и выставил перекладину от вешалки прямо перед собой, как на параде.

– Я покажу, – сказал средний.

– Нет, я покажу, – запротестовал высокий и показал на дымоход над коровником. – Видите ту трубу?

– Да.

Мальчик сунул вторую руку в карман, что-то достал и сунул рот. Поднес трубку к губам. Резко дунул. Снаряд стукнул по красной кирпичной кладке, с шумом скатился по жестяной крыше и упал на землю.

– Вот так, – сказал мальчик.

Средний и мелкий смотрели на стрелка с восторгом.

– Неплохо, – одобрила Янатуйнен.

Мальчик взглянул на трубку.

– В начале лета приходится ими пользоваться, пока купырь еще не вырос как следует. Трубки из купыря лучше всего – длинные и с одной стороны тонкие. Папа говорит, что они не хуже ружья. А осенью рябина созревает. Можно войнушку устраивать. Сейчас приходится мелкой галькой стрелять. Но папа говорит, что пулять в людей камнями нельзя.

– Это он дело говорит, – кивнула Янатуйнен.

Она посмотрела на детей.

– Вы в воблина не стреляли?

– Мы же не идиоты, – сказал высокий.

Мелкий серьезно помотал головой.

– В воблина нельзя стрелять.

Янатуйнен кивнула.

– Спасибо еще раз и до свидания.

– Пока-пока, – пропищал мелкий.

Янатуйнен села в машину и тронулась с места.

В зеркало она видела, что дети продолжают смотреть вслед машине. Эфраим снова показался в дверях и что-то прокричал, после чего дети бросились бежать и исчезли за коровником.

В машину набилось комаров. Янатуйнен опустила стекло и дала газу. Потоком воздуха комаров вытянуло наружу.

Воблин на заднем сиденье выпрямился. Янатуйнен чуть не съехала в кювет, когда зеркало заднего вида заполнила его черная физиономия.

– Доброе утро, – сказала Янатуйнен, рассматривая его в зеркало.

Воблин выглядел бодрым и отдохнувшим. Он зевнул, и Янатуйнен разглядела его зубы, мелкие белые кинжальчики.

Янатуйнен повернула на шоссе, ведущее в поселок. Кругом – сплошной лес. Проехав несколько километров, она включила правый поворотник и подъехала к автобусной остановке.

Янатуйнен вышла из машины и открыла заднюю дверь.

– Тебе пора, – сказала она.

Воблин вопросительно хрюкнул.

– Я не могу заявиться с тобой в гестхаус.

Воблин не двинулся с места.

– Брысь. Отправляйся в лес.

Воблин попытался пристегнуться ремнем безопасности. Он дернул за пряжку и сердито заворчал, когда ремень не поддался.

Янатуйнен решительно помотала головой.

– Нет, ты здесь не останешься.

Воблин медленно выбрался из машины. Он стоял рядом с автомобилем и грустно смотрел себе под ноги. Его длинные руки свисали, костяшки пальцев доставали до земли. Янатуйнен сделала широкий приглашающий жест в сторону леса и сказала, что воблин может идти на все четыре стороны. Воблин без энтузиазма проследил за ее рукой.

– Погоди-ка.

Янатуйнен открыла переднюю дверь, достала из бардачка скребок для льда, которым в мороз очищала стекла, и протянула его воблину.

– Вот.

Воблин взял скребок и принялся вертеть его с настороженным интересом. Янатуйнен похлопала воблина по плечу.

– Ну ладно, – сказала она. – Бывай.

Воблин апатично глядел на скребок. Янатуйнен села в машину, завела двигатель, вывернула на шоссе и прибавила газу. В зеркало она видела, что воблин так и остался стоять на остановке. Перед самым поворотом она взглянула в зеркало снова. На остановке никого не было.

Сумерки начались сгущаться. Дважды Янатуйнен замечала далеко впереди какую-то крупную фигуру,