обретет совершенно новую форму. Потечет грязь. Каньоны разверзнутся и закипят.

– Горы уже пришли в движение, – сказал Олли-Колотун.

Он рассказывал о тварях, живущих в морях, о тритонах с горизонтальным и вертикальным ртом на морде. А также о существах в форме листьев вяза, обитающих в морских глубинах, с пятью глазами и длинным гибким хоботом, заканчивающимся клешнями. Об акулах с наковальней на спине. О птицах высотой в три метра, неспособных летать, которые с широко раскрытыми клювами гоняются за оленями по желтой, как золото, степи, сгибая и выпрямляя мускулистые ноги. Он говорил о ракетах, которые сделают люди и которыми будут стрелять в себя же на других планетах, до которых они доберутся, и как плохо все это закончится. Но человек будет двигаться дальше. Он найдет ворота, в которые постучится, и разрушит ворота, которые не откроются на стук. А к тем дверям, которые устоят, человек придумает ключ. И все время человек будет меняться. Его будет менять не только время, человека будет менять сам человек, и скоро появятся производные человека, а потом и другие существа. В конце концов, это ведь все материя, которая претерпевает изменения в бесконечном круговороте. Что представляет собой Земля? Не более чем приемную, в которой человек лишь ненадолго задержался.

Олли-Колотун говорил и о многом другом, а Элина слушала и понимала, что та часть Олли-Колотуна, которая все еще оставалась человеком, хотела путешествовать и обретать знания, как и любой другой человек. Вечерело, свет стал приглушенным. В какой-то момент Олли-Колотун исчез. И Элина отправилась на лодке в обратный путь.

11

– Болтаешь как нехристь какой, – сказал Эфраим.

– Я обобщаю по своему опыту, – ответил Аско.

Эфраим посмотрел на Аско как человек, который уже так долго выслушивает чужие бредни, что больше не в силах на них реагировать. В комнате не было света. Они сидели в сумерках. В воздухе плясали пылинки, и Янатуйнен чувствовала себя забытой на съемочной площадке, когда финансирование фильма внезапно прекратилось и все побросали свою работу, за исключением двух актеров, все еще ожидающих знака от режиссера.

– Откуда вы все это знаете? – спросила Янатуйнен.

– Про Олли-Колотуна, что ли? – уточнил Аско.

– Нет, про Юлияакко.

– Мы вместе в школе учились.

– Как такое может быть?

Аско взглянул на Эфраима как будто не понял вопроса.

– Ну вот так.

– То есть вы хотите сказать, что вам столько же лет, сколько и Элине Юлияакко?

– Да нет, Маркареетта Юлияакко мне ровесницей приходится.

– Кто-кто?

– Маркареетта. Марке. Из рода Ала-Токой.

– Она пишется Мар-га-ре-та, – уточнил Эфраим.

– Я разыскиваю Элину Юлияакко, – сказала Янатуйнен.

– А-а-а, – протянул Эфраим. – Это дочка Марке.

Янатуйнен бросила ручку на стол и посмотрела на мужчин. Повернулась к Эфраиму:

– То есть мы все время говорили не о том человеке.

Аско и Эфраим промолчали.

– Но ведь вы говорили о «молодой хозяйке фермы Юлияакко», – обратилась Янатуйнен к Аско.

– Ну разумеется, о ней и говорили. Об Элине мы и думать-то забыли, – сказал Эфраим. – А Элина что-то напортачила?

– И где эта Маргарета?

– Так померла уж девять лет как.

Янатуйнен потерла ладонями лицо.

– Час от часу не легче.

Аско выглядел растерянным.

– Марке померла?

Эфраим кивнул в сторону Аско.

– Я же сказал, что он бабахнутый.

Янатуйнен вздохнула.

– Что значит «бабахнутый»?

– Ну такой. Медленно соображает.

Аско уставился в стол.

– Марке померла.

– Мне надо идти, – сказала Янатуйнен. Она отодвинула стул и встала из-за стола. – Спасибо за угощенье.

– А зачем ты Элину ищешь? – спросил Эфраим.

– Она подозревается в совершении серьезного преступления. Значит, дом Юлияакко дальше по дороге?

– О господи ж ты мой.

– Там или нет?

– Там. Только тебе сейчас туда не надо.

Янатуйнен остановилась у своего стула.

– Почему это?

– Нынче Духова ночь.

– Что?

– Ночь после бури. Этой ночью духи бродят.

Янатуйнен уставилась на него.

Эфраим кивнул в окно.

– Посмотри на улицу.

Янатуйнен посмотрела. Погрузившийся в сумерки двор. Река.

– Не вижу там ничего особенного.

Аско очнулся от оцепенения и сказал:

– Кусти-покойник Духовой ночью пошел до ветру, да больше-то и не вернулся. Только ботинки и штаны остались перед дыркой в нужнике, а душу-то его духи утащили под землю.

– Да вы, похоже, надо мной издеваетесь.

– Можешь здесь на ночь остаться, – сказал Эфраим. – Только я все-таки скажу, что не понимаю, с какого беса ты к Элине прицепилась, тут какая-то ошибка.

– Ну, мы занимаемся расследованием, – ответила Янатуйнен.

Она знала, что если останется на ночь в этом доме, то не сомкнет глаз ни на мгновение. Янатуйнен подошла к окну и стала вглядываться через поле в опушку леса. Там стояла небольшая избушка и сарай.

– Кто живет в том доме?

– Сова, – сказал Эфраим.

– Хороший мужик, – добавил Аско. – Хоть и ошивается на ферме Юлияакко.

– В этой деревне есть гостиница?

– В этой деревне нет, – сказал Эфраим. – В поселке есть гостевой дом.

– Понятно. Переночую там.

– Я, по правде говоря, и не знаю, когда в нем кто-нибудь ночевал.

– Спасибо. Наверняка он отличный.

– То есть… по правде говоря, не знаю.

– Я поехала.

– Тогда езжай поскорее. Прыгай в машину и сразу езжай. И не останавливайся, если вдруг по дороге чего… жми до самого конца. Хотя сдается мне, что машины у тебя больше нет, раз ты воблина в ней оставила.

Янатуйнен натянула на ноги ботинки и выскочила на улицу.

Элина гребла прочь от острова. На берегу ее накрыло плотное облако еще более голодных комаров. Она медленно шла дорогой через поля обратно к дому. Свет был ярким, золотистым и как бы дымчатым. Она так долго прожила на Юге, что стала понимать туристов, которые летом приезжали в Лапландию и, не в состоянии уснуть, среди ночи болтались на улице, сбитые с толку отсутствием темноты.

Элина подумала о сделке, на которую согласилась.

В ней затеплилась надежда.

Все по-прежнему находилось в движении. Все, кроме часов, которые, казалось, застыли на месте, похожие друг на друга, жаркие и наполненные комарами. Она чувствовала, как время и обстоятельства тушат на медленном огне ее волю, но она у нее все еще сохранялась, и благодаря этой воле Элина плелась сквозь свет и тучи гнуса.

Посреди дороги валялось гоголиное перо. Погруженная в воспоминания и в свою боль и слабо осознавая окружающий мир, она чуть было не наклонилась, чтобы подобрать его.

Как Элина рюкзаками собирала птичьи перья, а Йоусия нашел камень в реке

Им нужна была игра. Они и сами об этом не догадывались, но это знали их тела, и как-то раз Йоусия сказал, что они устроят кукольный спектакль с мягкими игрушками. Элина подумала, что это хорошая идея. Они собрали кукол и плюшевых мишек и забаррикадировались на чердаке в доме Йоусия, где стали разыгрывать сцены из классических кинофильмов. Вскоре они поняли, что у них не получается достаточно глубоко выразить свои чувства игрушками, и тогда они принялись актерствовать сами. Вскоре они уже играли Скарлетт О’Хара и Ретта Батлера. Причем Элина была Реттом, а Йоусия – Скарлетт, потому что так было смешнее. Элина большим пальцем подняла голову Йоусия за подбородок и сказала, что ей отчаянно нужен