ли, минералы, которые разъели зубы, и от них толком не осталось ничего. Из-за этого говорил он так, что ничего не разобрать. Но работник был хороший. И справлялся с такими поручениями хозяина, что мама не горюй. И еще он очень ловко ладил с водяным. Много раз видели, как они режутся в карты на берегу реки. Водяной смеялся до колик, хоть ему и было стыдно за проигрыши, и горстями доставал Олли-Колотуну сигов из реки. Хозяину Юлияакко от их хороших отношений тоже зачастую прибыток был. Бывалоча, ему счастье улыбалось и он ведрами выгребал окуней из сетей. Потом как-то раз хозяин нашел своего батрака, когда тот стоял, прислонившись к ограде с вилами в руках. Хозяин разозлился и обругал батрака, хотя тот обычно не ленился и занимался каким-то делом. Когда Олли-Колотун в ответ даже не пошевелился, хозяин подошел поближе и увидел, что лицо у мужика как скатерть белое. Старый батрак помер. Хозяин сорвал с головы шапку и поблагодарил батрака за хорошую службу. Затем начал он думать, что же ему делать-то с покойником. Везти мужика на кладбище было не с руки. Во-первых, туда еще доехать надо, а во-вторых, предать тело земле на кладбище стоило немалых денег. Тогда хозяин решил похоронить мужика на Мертвяковом острове. Там, бывалоча, закапывали лесорубов-поденщиков. Только вот Олли-Колотун не обрел на острове покоя, как другие мертвяки.

Элина вытащила лодку на берег, привязала ее к ели и двинулась вперед. Берега Мертвякового острова были обрывистыми. Элине сразу пришлось карабкаться чуть ли не на четвереньках. В одной руке она держала коробку с пирогом, а другой цеплялась за березки и ветви елей, подтягиваясь с их помощью наверх. Она поочередно буквально вбивала ступни глубоко в землю. Словно медведь, продиралась сквозь густые еловые ветви. Вскоре склон стал более пологим, и она смогла встать в полный рост. Елки были темно-зелеными и стояли вплотную друг к другу, высокие и низкорослые, сплетаясь ветками, между которыми Элине приходилось пробираться. Под елками было темно и влажно. Землю сочными пятнами покрывал зеленый мох. Лесная подстилка кишела жизнью. Тут во множестве обитали ногохвостки, черви-энхитреиды, дождевые черви и прочие сапротрофные организмы, родившиеся и выросшие на этом острове, который являлся их вселенной. Вода, окружавшая остров, была для них Мировым океаном, суша за ней – всего лишь сказкой. Пауки растянули свои сети между елей. Элина шла сквозь них, стирая паутину с лица. После этого пауки принимались сызнова плести свои тенёта.

Элина направлялась к середине острова, где, как ей помнилось, была небольшая прогалина. Тут она и оказалась. И не было здесь ничего, кроме папоротника и травы, свет падал через открытое пространство между деревьев, словно в храме. Элина, застыв посреди поляны, подняла глаза к небу. Света было так много, что ей пришлось зажмуриться. Она постояла совсем немного, и ее лицо плотной вуалью покрыли комары.

Двигаясь на северо-восток, она осматривала поверхность земли в поиске старых могильных холмиков. Нашла один и прижалась к нему ухом, прислушалась. Затем продолжила путь.

По дороге ей попадались небольшие замшелые бугры, на которых росла черника и брусника. Местами растительность была такой густой, что неровности рельефа было трудно различить. Элина становилась на колени, прикладывала ухо к кочкам, которые казались ей наиболее подходящими, и слушала, будто пыталась различить удары сердца новой жизни под почвой, укрывающей утробу самой матери-земли. Так она обследовала пять холмиков, и под каждым из них была полная тишина. Затем она набрела на один холм, провалившийся в середине, будто из него что-то было выкопано или кто-то выбрался наружу самостоятельно. Она склонилась над заросшим кустиками углублением в земле и постаралась понять, откуда доносится храп. Ничего не было слышно. Но она знала, что это и есть нужное место.

– Олли-Колотун, вставай. Посмотри, какой красивый денек.

Она стала ждать. У нее не было сил сидеть, и она легла на спину и закрыла глаза.

– Умершие ведь не похожи на живых. У них там свои государства, и иерархия, и сельсоветы. Они в этой иерархии возвышаются, и низвергаются, или обретают новые формы. У них там есть занятия. Смерть сама по себе еще ничего не значит. Помирая, мы переходим в иное общество, и там уж подчиняемся новым законам, по которым идет обмен одного на другое, а вместо денег там – сама душа. На том свете души – это как у нас пластик, который идет на переработку, а переплавляет их сатана. Когда зовешь покойника с того света, никогда не знаешь, кто откликнется. Бывает, что того, кого кличешь, уже и нет вовсе. Он может теперь быть частью чего-то другого.

Элина вроде бы задремала. Затем она села и стряхнула со спины приставшие листья, иголки и веточки. Свет стал другим. Словно поседел.

Сзади раздался треск.

Она обернулась. Ели пришли в движение. Нет. Это за ними что-то двигалось. Кто-то. Осторожными шагами. Элина затаила дыхание. Медленно встала и прислушалась, повернув голову. При этом ноги остались на месте – Элина не хотела выдавать свое местонахождение. Она медленно втянула в грудь воздух. Две ветви задрожали. Элина медленно выдохнула. Деревья отступили на задний план.

Теперь она увидела его.

Он был высоким, выше двух метров. Трудно описать его внешность, потому что в нем соединилось все, что было на острове. Как если бы его сутью был дух столь бесплотный, что его пришлось облечь в тело из того, что нашлось вокруг, чтобы он мог как-то функционировать в этом мире. Он казался корневищем или ходячей елью. Тем не менее у него были две ясно различимые руки и ноги из какой-то прочной древесины, может быть, рябины, и он ступал на своих ногах грациозно и бесшумно, как лось. Его голова представляла собой пень, втиснутый между плечами, а форма его была еще как бы незавершенной.

Существо находилось в десяти метрах. Оно протянуло руку, обхватило пальцем березу толщиной с запястье и сломало ее, словно спичку. Сухой, гулкий треск. Ошметки древесины и лесной мусор. Существо вытянуло перед собой ствол березы как меч или трость слепого и махнуло ею сначала влево, потом вправо. Так оно распознавало деревья впереди себя, расчищало место. Потом пень оформился. Он выглядел как человеческий череп, только без глазниц.

– Jestem leszy. Jestem las. Gdzie jesteś?[14] – голос был глубоким и спокойным.

Элина не поняла, что это за язык. Челюсть у черепа оставалась неподвижной, голос как будто исходил откуда-то позади черепа. Словно существо являло собой декорацию, за которой скрывалась его истинная сущность.

– Słyzę cię. Gdzie jesteś?[15]

Семь метров. Элина оглянулась, выбрала место и шагнула.

Существо остановилось и