Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, и встретил, – сказал он, и его ханьский акцент вновь стал слышен. – Призрака. Или наваждение. В любом случае – кое-кого, кого здесь быть не должно.
Ортанс отложил в сторону многострадальное полотенце и сел в кресло напротив Цзияня. Бутылка виски и пара стаканов обнаружились на полке под низким столиком – прошлый вечер Ортанс провел сугубо по-холостяцки, распивая виски сам с собой и размышляя, где механику с его талантами найти способ быстро и просто заработать приличную сумму денег.
Цзиянь молча протянул руку и взял стакан. Выпил тоже молча – словно за покойника. Ортанс молчал, зная, что торопить Цзияня не стоит: все сам расскажет, а если давить, то замкнется еще больше в себе.
– Слышали о решении Парламента? – тихо спросил Цзиянь.
Как это относилось к его состоянию, Ортанс не понимал, равно как и не понимал, что вообще такого мог решить Парламент. О народец, он даже забыл, что сегодня прошло заседание Парламента. На нем наверняка что-то решили. И это что-то затронуло не только жизнь лунденбурхцев, но и сильно огорчило Цзияня.
– Надеюсь, они не решили изгнать всех ханьцев из Лунденбурха? – полушутя предположил Ортанс, делая большой глоток.
Цзиянь покачал головой. У Ортанса отлегло от сердца – ненадолго. Он достал кисет и принялся набивать трубку табаком.
– Это утешает. Значит, лично за вас мне не стоит переживать и прятать вас в подполе мастерской? – спросил он.
Цзиянь вздохнул.
– Видите ли… Парламент только что запретил любому члену королевской семьи возвращаться на родину. Если кто-то, в ком течет кровь Блюбеллов, вернется из изгнания, добровольного или нет, и посмеет ступить на землю Бриттских островов, любой человек будет иметь право стрелять на поражение. Более того – они назвали это обязанностью! Обязанностью любого простого человека застрелить наследника трона, если только он вернется в страну!
Голос Цзияня сорвался на крик. Ортанс вздрогнул – ему еще не приходилось видеть друга таким.
За этими новостями явно стояло что-то… личное.
– Но вы же не наследник Блюбеллов… надеюсь?
– Нет, – криво усмехнулся Цзиянь. – Не наследник. И уж точно не тот, кого обязуют стрелять в человека просто потому, что узурпаторы до сих пор – спустя целых шесть лет! – трясутся над своим местом и понимают, что незаконно занимают чужой трон.
– Цзиянь, – Ортанс перегнулся через стол и взял его за живую руку. – Почему вас это так взволновало? Скажите мне. Я не смогу вам помочь, если вы не будете со мной искренни.
Он встретил беспомощный взгляд Цзияня.
– Я… Проклятые дети Даннан, Джон, вы же ничего не знаете обо мне. Но вы мой друг, и вы… Вы уже столько для меня сделали. Я не хочу вас втаскивать еще и в это.
– Считайте, что уже втащили. Что произошло? Почему вас так напугал этот указ?
– Потому что наследник Блюбеллов… – Цзиянь резко вздохнул и закончил едва слышно: – Здесь.
– Что?..
На мгновение Ортансу показалось, что он ослышался.
– Он здесь. В Лунденбурхе. Я его встретил – не далее как вчера. Я не верю в то, что все это совпадение, Джон, не верю. И я не знаю, что могу сделать.
* * *
Цзиянь знал, что может сделать – подкараулить Джеймса на углу дома, выяснить, где он живет, передать ему наконец проклятое приглашение на ужин.
Как извинение за то, что сбежал.
Как попытку хоть что-то понять в резко пошатнувшемся мире.
Но держать все в себе он не мог. Ноги сами вынесли его из дома после ночи, полной тяжелых кошмаров, запаха гари и свинца. Под веками отпечатался огонь и разлетающийся в щепы причал.
Он пришел к двери Ортанса и замер в нерешительности перед дверью, а потом шагнул внутрь, потому что если и был во всем мире человек, которому он теперь мог доверять – это был Джон, который сам связал их руки вместе безумной сделкой с Шершнем, да и вся их дружба была чистым безумием.
И все-таки Цзиянь был здесь.
– Он. – Голос Ортанса звучал предельно спокойно. – Наследник Блюбеллов. Скажите же, речь об Андерсе? Изгнанном принце?
– Да нет же! – повел рукой Цзиянь, словно отгоняя настойчивые видения. – Джеймс.
– О.
Ортанс сделал слишком большой глоток и закашлялся. После чего, откашлявшись, долго вытирал усы носовым платком, вертел его в руках и не смотрел на Юй Цзияня.
– Знаете, друг мой… – медленно начал он, все так же глядя в сторону. – До этого момента я не считал возможным допрашивать вас о вашей жизни. Ваше прошлое, ваше настоящее и даже ваше будущее, считал я, должно волновать меня ровно настолько, насколько позволяете вы сами. Я считал, что хватит и тех крупиц знаний о вас, которые вы сами мне даете – я, в конце концов, джентльмен и должен с уважением относиться к чужим личным границам. Это замкнутый и нелюдимый ханец с тяжелой судьбой! – думал я и молчал. Но вот вы приходите ко мне и называете изгнанного принца просто Джеймс. Ума не приложу, что мне думать теперь. Не хотите рассказать чуть-чуть, самую капельку больше того ничего, что рассказывали до этого?
– Ох, – Цзиянь был шокирован этой отповедью.
Ведь положа руку на сердце, до этого мгновения он был уверен, что представляет для Джона Ортанса интерес и ценность лишь механическими частями своего тела.
Кажется, обе стороны здесь были недостаточно откровенны друг с другом.
И, кажется, очень зря.
– Я… – Цзиянь сглотнул, начав говорить – словно прыгая в ледяную воду. – В Хань я служил в особом императорском полку. Здесь это назвали бы секретной службой. Незадолго до того, как ваши бунтовщики начали кровавую резню, придумав для нее красивое название и великую миссию, секретная служба короля Чарльза связалась с императором и попросила помощи. Народные волнения ощущались очень сильно. Было ясно, что грядет буря. Я читал отчеты…
Недовольство народа.
Стареющий король.
Фаэ, покинувшие людей и ушедшие в Холмы.
Старые легенды забываются, когда новое поколение перестает их повторять. В то время как Хань чтит своих богов, бритты своих забыли.
– Фаэ давали силу вашему королю так же, как наши боги – нашему императору, – Цзиянь стиснул в пальцах металл неживой руки. – Ваша королевская семья знала, что не все так просто, что фаэ на самом деле не покинули своих подданных, но знал ли об этом простой народ?
– Постой. Вы говорите так, как будто король Чарльз знал о грядущем бунте…
– Знал. По крайней мере, догадывался. У него было