– Тссс! Амелия, дитя мое, не стоит столько громко говорить о таких вещах. Особенно прилюдно. И потом, Призыв Просвещения как раз встал на путь столь уважаемого тобой прогресса. Прошло всего шесть лет, а наша жизнь наполнилась техническими изобретениями, которые вряд ли были возможны, учитывая некоторый консерватизм покойной королевской семьи.

Мисс Амелия притихла. Разговор зачах сам собою. Мистер Леннорман задумался о том, сколько на самом деле правды было в его словах – и по всему выходило, что достаточно. Ведь это и была изначальная цель Призыва Просвещения – создание гармоничного, прогрессивного общества. Фаэ давно покинули земли людей, и глупо было дальше слепо продолжать следовать старым законам и традициям. Призыв Просвещения был затеян ради того, чтобы искоренить давний страх перед холодным железом, чтобы вручить людям бразды правления над самими собой.

Мистер Леннорман очень хорошо помнил, как все начиналось. Тогда никто и помыслить не мог, какой кровавый переворот замышляют чистые помыслом проповедники Призыва. И мистер Черч, нынешний глава Парламента, не нес и нескольких капель ответственности за жизни королевской семьи. Это были другие люди – те, кто решил, что может распоряжаться серебряной кровью и проливать ее на бриттскую землю.

Вряд ли кто-то когда-то узнает, кто именно отдал приказ убить королевскую семью. Но вот итог – кровь Блюбеллов в опале, а все его приверженцы так или иначе устранены.

И одним из этих приверженцев был Гилдерой Эконит, а значит, Амелия никогда не прислушается к доводам разума – особенно в тот момент, когда ей в руки дали возможность исправить хоть что-то.

Мистер Леннорман находился к королевскому двору ближе, чем хотелось бы ему самому – в частности, именно из-за стремлений Гилдероя Эконита наладить прогресс. Консервативность Чарльза Блюбелла никогда не казалась ему помехой. Он предлагал свои идеи снова и снова, говорил о них, воодушевлял наследников картинами прекрасного будущего. Все ради того, чтобы наследников почти не осталось, а его идеи были спасены разве что чудом.

Чудом был Габриэль Мирт, и мистер Леннорман недостаточно знал его, чтобы составить собственное суждение, но обладал достаточным количеством информации, чтобы спокойно оставлять Амелию на попечение этому человеку. Габриэль Мирт, как было ему известно, половину жизни провел в одном из поместий под Лунденбурхом, на землях Охотника фаэ, вместе со старшим сыном короля Блюбелла. Принц Андерс в свое время наделал немало шума, против воли отца женившись на эллинке и публично отрекшись от престола. С тех пор утекло немало воды. Принц Андерс и принцесса Милана живут в Элладе и с тех пор ни разу не высказывали желания навестить родину. Мистер Мирт приобрел особняк в городе и превратил его в обиталище сумасшедшего ученого. Да еще и, судя по оговоркам Амелии, приволок туда королевскую горгулью – и откуда только достал, не иначе как наследие принца Андерса – и дурит голову случайным посетителем, выдавая за предмет интерьера.

По словам Амелии, мистер Мирт и Поуп – так звали горгулью – находили это весьма забавным.

Словом, мистер Леннорман был совершенно уверен, что мистер Мирт был едва ли не единственным человеком в Лунденбурхе, кто, пострадав от Призыва Просвещения, едва не возглавил его. Кто способен обелить очерненное имя Гилдероя Эконита и заставить его дочь в прямом смысле направить Бриттские острова к новому будущему. Это одновременно воодушевляло и тревожило.

Репутация мистера Мирта ничем не была запятнана. Кажется, даже о его близости к королевской семье многие не знали, а кто знал, просто воспринимал как должное. Быть может, потому, что мистер Мирт скорбел тихо и скорбь свою направлял в дела. Может быть, потому, что обладал фантастическим талантом заводить друзей и при этом начисто игнорировать само существование недоброжелателей. Так или иначе, Парламент поддержал его начинание, а Амелия горела желанием восстановить справедливость для отца.

Это было похоже на идеальный союз.

Мистер Леннорман позволил себе на мгновение отвлечься и помечтать о том, что Амелия выйдет замуж, начнет носить красивые чепцы и… Водить паровую машину до Эденесбурха и обратно, не иначе. Мистер Леннорман вздохнул – эта девушка совершенно не была готова принять уготованную ей долю.

И, так как у нее уже была мать, поставившая себе целью свести с ума единственную дочь бесконечными требованиями, придирками и скандалами, мистер Леннорман, как любящий дядюшка, просто не мог позволить себе проявить свою заботу как-то иначе, кроме всеобъемлющей поддержки.

– Дорогая, не будет ли чрезмерно наглой просьбой представить старика мистеру Мирту?

– С удовольствием, дядюшка. И вовсе ты не старик! – засмеялась Амелия. – Если тебе не будет сложно сопровождать меня к павильонам, это можно будет устроить прямо завтра. Я буду тренироваться в кабине: мне надо вслепую называть кнопки, рычаги и винты – мистер Мирт хочет убедиться, что я все запоминаю правильно. Это будет очень увлекательно! Уверяю, тебе понравится.

– Не могу отказаться от столь щедрого предложения, дорогая. Заеду за тобой утром.

* * *

Мисс Амелия вместе с дядюшкой спустилась к реке. Здесь запаха Тамессы почти не было слышно, а солнце играло на ярких голубых водах. Вдали вздымался двухярусный мост, под которым неторопливо тащилась баржа с деревом.

Пока мистер Леннорман закуривал трубку, мисс Амелия оперлась на перила, завороженная неторопливым движением громадного корабля.

– Прекрасное зрелище, мисс, не так ли? – спросил высокий джентльмен, вставая рядом с ней. – Медленное, неотвратимое движение. Похоже на тяжелую поступь судьбы.

Мисс Амелия обернулась и замерла, встретившись взглядом с пронзительно-синими глазами. Незнакомец был красив – словно сошел с гравюры, изображающей явление фаэ из Холмов. Черные волосы выбивались из-под цилиндра и были небрежно стянуты в хвост толстым шнурком из ханьского шелка. Песочного цвета костюм подчеркивал крепкую фигуру – быть может, этот человек занимался спортом или борьбой. Тяжелая трость в его руке выглядела оружием, а не подспорьем для ходьбы.

От него еле ощутимо пахло мылом и сандалом.

Мисс Амелия слишком часто встречала на званых ужинах располневших лордов и их изнеженных сыновей, которых матушка постоянно прочила ей в мужья, что красота незнакомца ее поразила.

Осознав, что нарушает все приличия, столь беззастенчиво изучая взглядом постороннего человека, она вспыхнула и отвернулась, вернувшись к успокаивающему зрелищу – плывущей по реке барже. Из-под тяжелого днища расходились веером широкие волны с белыми барашками, блестящими на солнце. Баржа издала тихий, низкий гул, словно приветствуя наблюдателей, и незнакомец приподнял цилиндр в приветственном жесте.

– Мы живем в удивительное время, – доверительно сообщил незнакомец. – Эта баржа сделана из железа, но при этом везет дерево. Удивительный союз, который еще недавно