– А что думаете про то, что мисс Амелия Эконит станет первым водителем этой… паровой машины?

– Думаю, что в таком случае она дочь своего отца.

– Безумие.

– Согласен.

– Так каково ваше решение?

Цзиянь сделал большой глоток.

– Если вы настаиваете – повторюсь, если вы настаиваете и если вы уверены, что хуже от этого не станет ни одной стороне, – я предложил бы отправиться на переговоры. Кто знает, какого рода помощь на Выставке на самом деле нужна мистеру Мирту?

– В заметке он разыскивает механиков, рабочих и сопровождающих в самом павильоне. Чего бы он ни искал, а лучший механик в городе у него будет, – без ложной скромности прижал руку к груди Ортанс.

– Нет, я могу понять, зачем ему вы. Как и зачем он вам – бросьте, Ортанс, вы, и не будучи обремененным мной, ухватились бы за эту возможность, я вас знаю. Но я…

– Вы уникум, мой друг. И мистер Мирт определенно не откажется от вашего сопровождения на Выставке. А ваш опыт?

– Сомневаюсь, что чем-то он в самом деле поможет…

Ортанс почесал подбородок. На самом деле помимо денег им двигали любопытство и азарт.

Паровая машина, обещание построить железную дорогу и охватить паутиной дорог все Бриттские острова, дочь Эконита, с триумфом возвращающая доброе имя и память об отце, вдохновленный изобретатель, связанный с королевской семьей…

Все это смотрелось весьма соблазнительно.

Или же Цзиянь прав, и он просто престарелый авантюрист.

– Мы навестим его завтра, я думаю, – кивнул Джон. – А сейчас давайте прикончим уже этот виски – я клянусь, после такого вечера он просто напрашивается.

– Да уж, вечер не из простых, – вздохнул Цзиянь, заново наполняя стаканы и удивляясь тому, как разговор от права на смерть для королевских персон перешел к паровым машинам и безумным перспективам – таким же безумным, как изобретатель.

Который, к счастью, не попадает под объявленный Парламентом призыв – но само его существование дает повод к более близкому знакомству.

Он никогда не был в планах генерала Люя.

О нем никогда не говорили.

Притом что Габриэль Мирт стоял в шаге от короля большую часть жизни.

Это вызывало определенное любопытство, и Цзиянь сам удивился тому, что интерес этот возник в его сердце – как он думал, давно остывшем к любым политическим играм. Не иначе как Джеймс обладал способностью поджигать взглядом все, с чем соприкасался.

Да, решительно кивнул сам себе Цзиянь. Проще всего обвинить во всем Джеймса. С этого он и начнет.

Из дневника Габриэля Мирта

Лунденбурх, Октябрь, 18** год

…подготовка к Ежегодной Выставке достижений идет своим чередом, и, казалось бы, о чем мне волноваться? У меня ведь есть буквально все. В отличие от многих других участников, у меня есть покровители, готовые за меня договариваться обо всех нюансах и даже построить мне ангар.

Слышал, что в этом году чудовищно подняли взносы для участников. И это так они собираются развивать науку?

Что до меня – если бы кто-то поинтересовался моим мнением на этот счет, хоть этого никто не делает, а стоило бы! – наука должна быть доступна всем. И таланты, особенно самобытные самородки, должны иметь возможность попасть на Выставку и представить свое изобретение в любом случае! А не заплатив баснословную сумму…

В целом Выставка вызывает у меня все больше и больше вопросов. Я был ослеплен своим делом и восхищен открывающимися перспективами, и теперь мне стыдно, признаться, за того Габриэля, который вел эти заметки еще пару месяцев назад.

Здесь я должен поблагодарить детей Даннан за судьбоносную встречу с Амелией, которая не только решительна, но и умна, проницательна… И красива, хотя, как она меня просветила, не стоит судить женщину по красоте, ей может быть это неприятно: когда мужчина оценивает уместность шляпок и туфель, в то время как женщина своим умом пытается чего-то достичь. Амелия много рассказывает мне о женщинах, которые творят чудеса в области науки! Но пока это не выходит за пределы узкого круга заинтересованных. Не говоря уже о таких перспективах, как участие в Выставке. Я обещал Амелии, что, как только мы закончим с паровой машиной (не только представим ее, но и должным образом запустим железную дорогу… и не одну, мои амбиции простираются до Эденесбурха и дальше, дальше!..), так вот, когда мы закончим наше общее дело, я обязательно составлю кому-то из ее знакомых протекцию. Так, постепенно, мы сделаем науку доступной для всех. Само присутствие Амелии придает мне сил для свершений. Кажется, я готов сдвинуть мир.

Поуп смеется, когда я читаю ему заметки вслух. Говорит, про Амелию я пишу теперь больше, чем про паровую машину. А я считаю, что, наоборот, недостаточно времени уделяю ей. Думаю, что должен пригласить ее на ужин. Отблагодарить за все, что она делает для меня.

Что до паровой машины: чем ближе Выставка, тем сильнее я ощущаю свою беспомощность. Мне совершенно не хватает рук! А из-за скандала с лордом Дарроу я решительно отказываюсь искать помощи в клубе. Пожалуй, стоит дать объявление в газету. Довольно смелый шаг… Но я люблю рисковать. Возможно, еще несколько судьбоносных встреч не будут лишними…

Итак, решено – пишу объявление. Но как его составить? О, я могу собрать любой двигатель, но, когда дело доходит до взаимодействия с людьми, я чувствую, что у меня немеют руки. К ним нужен особый подход – не такой, как к механизмам. Люди… всегда были непостижимыми для меня. Однако я справлялся и не с такими трудностями. Поуп принес чай. Самое время взяться за работу…

Глава 11

Слово и дело

Адам Сентер – Джеймс Блюбелл, прикрывающийся удачной личиной, – расположился в своем любимом бельведере в розовом парке. Раскинувшись на мраморной скамейке, на которую Ронни предусмотрительно положил бархатные подушки, он не спеша перебирал страницы газеты, выискивая для себя что-то интересное или же полезное.

Рядом с ним лежала целая кипа газет – вместе с утренней прессой он прихватил пару вчерашних газет с целью вырезать из них заинтересовавшие его места. Таких было немного: объявление о помолвке дочери председателя Парламента Чэйсона Уолша, сообщение о восстановлении работы шахт по добыче угля и полный боли и отчаяния призыв о помощи одинокого гения. Послание Габриэля Мирта он осторожно вырезал швейными ножницами и ими же придавил к столу, чтобы особо рьяный порыв ветра не унес листок.

– Что это, сэр? – робко поинтересовался Ронни.

Мальчик принес чай и