Она не отличалась полированными и идеально гладкими поверхностями, но была выполнена вполне достойно и детализировано. У нее было прекрасно сложенное мускулистое тело, пышный хвост и грива. Были выструганы даже контуры сбруи, подков и глаз. Только вот при наличии сбруи по логике должно было быть седло, но его не было. Интересно это было задумано специально или по забывчивости и нехватки времени?

Я не сводила глаз с Маркуса. В конце концов, он вновь взглянул на меня, и я улыбнулась ему. Просто не смогла сдержаться. Что-то нежное появилось в его взгляде, и он ответил мне столь же нежной легкой улыбкой.

Минусом этой ситуации оказалось то, что на это обратили внимание, пусть и не все сидящие в зале, но достаточно для создания нового смазливого слуха. Ненавижу слухи, сплетни и всех, кто их создает и разносит!!!

Мое нежелание публичности взяло верх над желанием смотреть на него. Я отвернулась. Только сейчас я заметила, как интенсивно машет мне Моник. Господи, наш выход же! Я подлетела со своего кресла и ринулась за кулисы.

— Ты где витаешь? — возмутилась подруга, — Я уже собралась кинуть в тебя что-нибудь!

— Спасибо, что не сделала этого, — посмеялась я, хватая свою картину и становясь в конце колонны.

Так было договорено, поскольку моя работа оказалась для всех сюрпризом. Редко когда новичок получает шанс выступить со своей работой на рождественском балу. Это большая честь!

Вот объявили наш выход. Мистер Растен пошел вперед для представления своих учеников. Кстати, мы оказались не единственной его группой, так что с нами были и незнакомые мне ребята. Аплодисменты сопровождали каждый выход и стихали быстро, как по команде. Вот наступила моя очередь.

За кулисами я осталась одна, а сама думала не о том, как люди отреагируют на мою работу, а о том, как они посмотрят на меня и чтоб мне самой выдержать это испытание.

Казил это совсем другое. В нем ты сам себе хозяин и не от кого не скрываешься и не врешь, если только не хочешь спрятать свою боль. А здесь и сейчас мне предстоит выйти на сцену, где на меня будут смотреть множество любопытных глаз. Это испытание духа и силы воли. Мне нужно сохранить спокойствие, как на лице, так и в сердце, чтобы ни чем, ни единым мускулом не дрогнуть и не выдать себя.

— Приветствуем мисс Минджезо! — торжественный тоном проговорил мистер Растен. До этого была целая речь, но я ее прослушала.

Я набрала полную грудь воздуха и сделала шаг на сцену. Раздались обычные приветственные аплодисменты, но они смущали. Воздух из легких с шумом вырвался наружу. Огромным усилием воли я заставила себя сделать еще несколько шагов по сцене, чтобы занять место рядом с мистером Растеном.

Как и было положено, я поставила свою работу на подставку и сняла простынь, чтобы все увидели мое творение.

Сначала я испугалась, что никому не понравилось. Я стояла к залу спиной и не могла некоторое время видеть их лица. Но зал продолжал молчать. Медленно и нерешительно я развернулась, поскольку за рукав меня тянул мистер Растен. Нет, я не закрывала своей фигурой картину, просто это было неприлично стоять на сцене спиной к зрителям.

Шокированные, удивленные и восхищенные одновременно взгляды дали мне понять, что с первым своим опасением я ошиблась. Молчание продолжалось.

Многие рассматривали картину, другие переводили взгляд с полотна на меня и обратно, но были и те, кто просто внимательно и недоверчиво рассматривали меня. И самое обидное, что одним из этих немногих был отец Боб. На короткое мгновение наши взгляды встретились, но я отвела взгляд. Мне было интересно, как отреагирует его сын, но тут меня ждал сюрприз.

В самом конце зала у самых дверей стояли Дорджест и мой отец. Он смотрел на меня, а я на него. Тут он поднял руки и стал хлопать в ладоши. Дорджест поддержал его. Не прошло и пары мгновений, как весь зал стал аплодировать. Отец улыбнулся самыми краешками губ, если бы не зрение оборотня и не заметила бы. Он даже несколько раз слегка кивнул.

Это было не просто хорошим знаком, а знаком признания и уважения. Мой отец наконец-то хоть что-то во мне разглядел, кроме непокорности.

Мистер Растен поднял руки вверх, чтобы прекратить аплодисменты и отпустить меня. Я улыбнулась отцу и ушла со сцены, так и не заметив в толпе Маркуса. Мне не верилось, что отец пришел сюда ради меня. Но это было так и…

У меня не хватало слов, чтобы описать все эмоции, нахлынувшие на меня.

Девочки были за меня несказанно рады, описывая мне в раздевалке все, что происходило в зале, как моя работа потрясла всех. Но у меня оставалось слишком мало времени, чтобы и самой раскраситься. Сейчас нужно было взять себя в руки и завершить начатое.

— Девочки! Девочки! — закричала я, перебивая их голоса, — Я прошу прощения, но давайте позже. Мне нужно срочно раскраситься. Нам еще выступать! Оставьте меня, пожалуйста, одну, если можно!

Девочки меня услышали, поняли и тут же ретировались. Так я осталась одна во всей раздевалке. Времени было потеряно много. У меня осталось всего пятнадцать минут. Сейчас не до приличий скорости.

Со всей возможной в данной ситуации скоростью я начала рисовать. Ноги я закончила быстро. С левой рукой не возникло проблем, а вот правую руку разрисовать было тяжелее значительно. Пришлось поступиться скоростью и включить максимум внимания и точности. Как сказал отец, я оборотень и могу все, стоит лишь постараться! Мне оставался последний лепесток дорисовать, когда девочки вошли в раздевалку. Нам было пора!

В балахонах с капюшонами строем мы вошли на сцену и заняли свои позиции. Краем глаза из-под капюшона я посмотрел в дальний край зала. Отец по-прежнему был там вместе с Дорджестом. Это вселяло в меня сил и желание показать себя. Но в этот раз я все-таки нашла и Маркуса. Его отца, кстати, в зале уже не было.

Он внимательно смотрел на сцену, а уголки его губ были чуть приподняты. Это мимика предвкушения, радостного или приятного события.

Я была вынуждена отвести от него взгляд, чтобы сконцентрироваться на танце. Не могла же я после такого успеха картины ударить в грязь лицом в танце? Нет, не бывать этому! Успех бывает только у трудолюбивых, целеустремленных и талантливых людей. Нет чего-то одного, и ты становишься неудачником!

Свет погас. Мы легко скинули балахоны. Нас было пятеро. Центральная и самая опытная девушка и по две пары. Сначала начинали танцевать две девушки, затем оборачивались мы, вступая в танец, и только некоторое время спустя мы расступались перед ведущей танцовщицей.

Танцуя в самом начале, я старалась абстрагироваться от зрителей, представить, что я все в том же зале для танцев, где нет толпы людей. Только вот стоило мне открыть глаза, как мой взгляд уперся в прищуренные глаза отца.

Я вновь испугалась, что ему не нравиться. Я должна дотанцевать, во что бы то ни стало! Я сумею, я смогу, я сильная и умею танцевать. Я докажу это отцу!

Я стала танцевать еще усерднее и страстнее. Преподаватель всегда говорила, что мне не хватает страсти в движениях, что мои движения верные, но в них нет огня. Вот теперь я поняла, чего она от меня хотела. И будем надеяться, что это именно то, что надо!