Миссис Руппен еще долго увещевала о том, как приятно нам будет играть его на сцене, сколько положительных и романтических эмоций нам предстоит испытать и так далее. Я откровенно смотрела на Маркуса, не скрывая своего удивления.

— Ты действительно его читал? — не удержалась я от вопроса прямо в дверях. Маркус же лишь улыбнулся, будто ожидал моего вопроса.

— Да. Очень интересное произведение. Есть о чем подумать, — спокойно проговорил он, — Идем?

— Да-да, идем. Ты не обманываешь меня? Прости, конечно, но впервые вижу…

— …парня, который читал Остин? — перебил и продолжил за меня вопрос Тортон, — Не удивлен. Чем я могу тебе доказать, что знаком с романом?

Я призадумалась. Но быстро нашла вопросы.

Сначала я спрашивала его имена героев, но это можно было узнать из фильмов или просто слышать где-нибудь. Потом я восхитилась одной из сцен в романе, он поддержал разговор, высказывая свое мнение.

Беседа получилась легкая и непринужденная. Как мы вошли в кафе, поели и дошли до здания школы, я толком не помню, поскольку была поглощена беседой целиком и полностью. Только со звонком я опомнилась и быстро попрощалась с Маркусом, побежав на рисование. Конечно, я опоздала, но впервые не жалела об этом.

Все выходные эта короткая беседа не выходила у меня из головы. Я снова и снова прокручивала его слова, его мнение о романе и героях. Интересно, что все эти мои размышления не ускользнули от внимания мамы. А еще и от моих рисунков.

Самопроизвольно я стала рисовать мистера Дарси и Элизабет Беннет. Я нарисовала очертания их фигур, костюмов и контуры причесок. Только вот тренировки и поединки никто не отменял.

Дорджест посмеялся над моей рассеянностью. Вся неделя была несколько сумбурной и суматошной. Покупка подарков, приготовление к балу, украшение дома и планирование праздника в деревне. Все это не давало мне возможности закончить картину.

Я оставила ее на потом, тем более, что когда Дорджест подарит мне мольберт я смогу написать настоящую картину.

Четверг наступил быстро и если можно сказать в моем случае, неожиданно.

Бал был назначен на шесть вечера, но я ушла из дома сразу после обеда. Мне предстояло разрисовать девочек с кружка.

Наше выступление было назначено на семь тридцать, после выступления директора, двух заведующих учебной и творческой частями и несколькими показами творчества других кружков.

Кстати, с рисования мою работу тоже выбрали для публичной демонстрации. За семестр я довела «ночной взгляд на молнию» — так мистер Растен назвал мое первое творение на холсте — до максимально возможного совершенства.

Мне предстояло собственноручно вынести свою работу, поэтому разрисованной я быть к тому моменту еще не могла. Я надеялась лишь на то, что между этими двумя выступлениями меня выпустят в гримерную, которая по счастливому стечению обстоятельств окажется свободной от людей. Надеяться на такую удачу было глупо, но все-таки чего не бывает…

Девочек я расписывала медленно и вкрадчиво, как и было положено. Из класса мы не выходили до самого начала. А потом потихоньку, гуськом под красными мантиями, которые нам раздала преподаватель, мы прошли в зал.

В отличие от других девушек на мне не было мантии, поскольку я была в обычной одежде. Мой праздничный наряд, как собственно и концертный, лежал в классе.

От самых дверей непроизвольно я стала искать взглядом Тортона. Поиски продлились недолго. Он сидел в третьем ряду, в то время как нам предстояло сесть на втором, только в другом конце зала.

Он тоже заметил меня. Наши взгляды пересеклись. Сегодня он действительно выглядел милым, отметила я про себя и улыбнулась. Маркус ответил мне легкой улыбкой, которая исчезла также быстро, как и появилась. Я слегка огорчилась, но решила не придавать этому значения.

Случайно мой взгляд скользнул по первому ряду, непосредственно впереди Маркуса. Теперь мне было понятно, почему парень не в слишком хорошем настроении. Кто же ходит на бал с отцом? Тем более, если твой отец священник. Только вот что самому священнику понадобилось здесь? Не благословлять же он нас пришел? Интересно…

Первые выступления не имели ничего особо интересного, поэтому я спокойно краем глаза наблюдала за Маркусом и его отцом. Оба были серьезны.

Мой выход с картиной был несколько позже, поэтому я была спокойна. Вот отец Боб (так было принято называть отца Маркуса Тортона) поднялся и прошествовал на сцену. Тут во мне проснулся интерес, но практически сразу и угас, несмотря на то, что я люблю церковь.

Он стал читать проповедь о блуде и грехопадении молодежи, о том, как слуги сатаны искушают нас. С одной стороны молодым ребятам полезно послушать такие наставления, но с другой стороны, это должно быть их желание, которого перед рождественским балом нет ни у одного из студентов, и у меня в том числе.

Я вопросительно взглянула на Маркуса и к собственному удивлению заметила, что он смотрит в пол. Да-да, в пол, не на отца, выступающего на сцене, или кого-то в зале. Странно. Хотя ему вряд ли приятно, что отец не понимает глупости прочтения этой проповеди в столь неподходящее время.

Все студенты были настроены на поздравления, выступления, выделение особо талантливых, а потом, конечно же, танцы и выпивку. Нет, официально не балу не было алкоголя, но что может помешать пронести его тайком? Это не говоря уже о том, что некоторые ребята приходили уже выпившими.

Наконец проповедь закончилась, и раздались аплодисменты. Мне почему-то показалось, что все аплодировали окончанию выступления, а не самому прочтению. Теперь встал Маркус, следом за директором.

Сегодня он был необычайно красив. Прическа не особо чем-то отличалась. Зато одежда! Одет он сегодня был в бежевые трикотажные брюки классического покроя, точно такого же оттенка жилетку, белоснежную рубашку и нежно голубой галстук, который практически весь был скрыт под жилеткой. С одной стороны ничего особенного не было. Но классика всегда безупречна!

— А сейчас мне бы хотелось поблагодарить Отца Боба и его сына Маркуса Тортона за то, что к этому рождеству, как и к многим предыдущим они подготовили подарки для детей из приюта, — проговорил директор.

Вот это да! Он помогает сироткам? Вдруг Маркус посмотрел на меня, но столкнувшись с моим восхищенным взглядом, тут же отвел глаза в сторону.

Отец Боб не выказывал особой радости или вообще, каких либо эмоций по этому поводу, просто кивал, обводя зал придирчивым взглядом. И опять мне показалось, что на мгновение его взгляд задержался на мне. Не приятный взгляд, да и сам священник мне как-то не симпатизировал.

— Вот такие маленькие резные деревянные игрушки получил каждый ребенок приюта, — продолжал директор, вынимая из кармана небольшую статуэтку, размером с ладонь.

Это была фигурка лошади, вставшей на дыбы! Малейшим усилием воли я усилила свое зрение и стала быстро разглядывать фигурку.