Преступная любовь - Елена Тихая

— Я тебе не верю. Маркус не мог так поступить! — прошептала я. На эти мои слова Катрин просто-напросто рассмеялась.

— Это миф, который он создал для тебя. Пай мальчик, сын священника, помощник сиротам, миротворец в драках. Может быть это и есть, не спорю! Но еще он заядлый спорщик! Есть целая компания парней, которые периодически спорят на девушек.

— Это не может быть правдой, — мотала я головой. А память любезно подсовывала мне картинки прошлого: разговор ребят о каком-то споре. Но тогда шла речь о том, что он от него отказался. Только от этого не становилось легче, наоборот, это лишь подтверждало ужасные мерзкие обвинения.

— Но это правда. Маркус спорил на тебя, но не сразу добился результата. Вспомни, ведь вначале он совершенно по-другому вел себя, — мы перешли на повышенные тона. А мне становилось плохо. И снова воспоминания. Мои глаза будто застелила пелена. Память воспроизводила самые первые дни нашего знакомства, каким дерзким он был, как он мне тогда не нравился. А уже через некоторое время он перестал так вести себя и мы сблизились. Голова моя кружилась. Разум готов был порвать его за такое предательство. А сердце ныло, болело и разрывалось на части от боли, отказываясь верить ее словам. Только вот доказательства ее слов были в моей собственной памяти. Их-то она не могла придумать?

— Вижу, что ты все поняла. Многие девушки тебе скажут тоже самое. Ты не единственная такая, — говорила она. И хотя тон ее был виноватым, я чувствовала, как в ее словах сквозит холод и злость.

— Уходи, — тихо проговорила я, хватаясь за голову. Я не хотела ее видеть. Я не хотела верить в ее слова. Но почему-то верила.

— Прости, что причинила тебе боль. Но лучше я сейчас, чем он потом выставит твои чувства на всеобщее посмешище!

— Уходи, — взревела я, ели сдерживаясь. Нет, зверь внутри меня клокотал, но был под контролем.

Катрин встала из-за стола, положила деньги за чай с пирожным под тарелку и ушла. Все это я заметила краем глаза, продолжая держаться за голову и сражаться с собственным гневом. Дверь хлопнула, и я непроизвольно подняла глаза. Сознание отметило, что походка девушки ни чем не выдавала ее вины или огорчения нашим разговором. Наоборот, девушка ловко и непринужденно виляла бедрами, плечи подняты, голова на высоте. Всем своим видом она торжествовала победу. Но это отметило мое подсознание, которому я сейчас почему-то не доверяла.

Пустота. Пустота это все, что сейчас было у меня внутри. Я даже разговаривать не могла. Ночью у меня было самое ужасное дежурство. Я ничего не видела, не чувствовала и не ощущала. Просто бег, просто движение, без мыслей и чувств.

У меня была ночь ужасов, кошмаров и страхов. Весь следующий день, до самого прибытия автобуса в город я убеждала себя, что должна максимально спокойно, а лучше с гордо поднятой головой, расстаться с ним. Но его взгляд, сломал во мне что-то.

Карие глаза Маркуса смотрели не просто на меня, а казалось, заглядывали мне в душу. Они плавили мое сердце. Такой нежный и любящий он был. Сердце из последних сил глухо ударилось о ребра. Взгляд пришлось опустить, чтобы не сдаться и не отступить. Пальцы самопроизвольно сжались в кулаки. Шаг на остановку был сделан с глубоким вдохом. Я сглотнула ком в горле и вновь подняла глаза. Маркус по-прежнему смотрел на меня нежно и ласково, хотя уже нахмурился. От него не скрылось мое «неудовольствие».

— Привет, рыжая бестия, — проговорил он обычное свое приветствие. Память и сердце откликнулись на него яркими эмоциями и чуть ли не признаниями в любви. Я шумно выдохнула. Мне пришлось снова набирать живительного воздуха.

— Что случилось? — спросил он, хмурясь.

— Ты спорил на меня? — выдавила я из себя.

«Дурацкие правила!» — хотелось мне кричать. И кто их только придумал? Зачем? Почему мы не можем жить нормально, как обычные люди?

Эта череда вопросов никогда не даст мне покоя. Многих волнует вопрос о том, как был создан этот мир. Меня же больше волнует, как прожить в этом мире и не выдать своей великой тайны.

— Ламия! — и снова крик отца, — Где тебя носит? Ты хочешь опоздать?

— Уже иду! И не чего так орать! Я прекрасно все слышала.

— Не заметно! Сегодня ты впервые появишься в Керморе. Следи за собой. Что для нас самое главное? — наставлял меня отец.

— Тайна, — тихо и дико неохотно проговорила я.

Когда-то, то есть пару лет назад, мне очень хотелось выбраться в Кермор. Это был центральный город нашего района. Конечно, были и больше, но мне бы и этого хватило. Теперь же, когда отец отпускает меня туда сам, мне почему-то не хочется. Но это своеобразная традиция и нарушить ее я не могу, тем более что я дочь вождя!

— Нюни не распускать, держаться всегда на стороже и внимательно смотреть по сторонам. В Керморе есть много того, о чем ты лишь читала и учила в школе.

— Если бы ты не держал нас здесь, как в клетке все наше детство, мы бы об этом знали! — возмутилась я. Мама всегда говорила, что во мне есть необузданный дух бунтарства, и если я его не укрощу, бывать беде!

— Что? Да ты дерзкая девчонка! Если я услышу еще хоть слово, ты никогда не покинешь деревни! — взревел отец. Он тиран по натуре. Я всегда это ощущала и получала по полной программе за все свои слова и выходки!

— Вот-вот! — пробубнила я.

Отец никогда меня не любил. Я не знаю почему, можете не спрашивать. Он вождь и этим все сказано. Хотя Грегора, моего старшего брата он любил. Я в какой-то мере всегда завидовала брату.

Отец ходил с ним в лес, учил чему-то, играл и всегда привозил самый лучший подарок или вещь. Даже взять школьные учебники: для меня он покупал в большинстве случаев подержанные книги (исключение только если книга совсем новая и подержанных нет в принципе, но это было трижды за все время), зато Грегору всегда только новые. «Не подобает будущему вождю ходить с чем попало» — говорил Стефан. А если я не могу стать вождем, так и внимания отца не достойна.

Мама говорит, что отец разрешил меня родить ей, только чтобы жене было чем заняться. А как получился Фрост, он понятия не имеет, просто нелепая случайность. Вот с такими четкими характеристиками мы и живем, изображая добропорядочную семью. Чушь, конечно, но видимость создаем.

— Стефан, успокойся, — вступилась за меня мама. В принципе как всегда! — Она пока не понимает, о чем говорит. Она подросток…

Мама никогда не оскорбляла отца (это было слишком чревато), но ее слова были всегда двусмысленными. С одной стороны, она защищала меня, выставляя младенцем не разумным. Типа, я еще подросток, не понимаю, о чем говорю, мне не хватает жизненного опыта и общения, я не ценю нашу тайну, потому что никогда еще не общалась с людьми не посвященными в нее и так далее. Но с другой стороны, она полностью разделяет мою точку зрения на все эти обычаи и правила. Как-то у нас состоялся один грустный разговор: