— С контура я полагаю, — спокойно ответила я. И все-таки что-то в его взгляде мне было катастрофически неприятно.

— Верно. А чем вы собираетесь его наносить?

— Карандашом, — вновь ответила я.

Его толстая и короткая бровь немного приподнялась, он кивнул и пошел прочь от меня. У меня возникло огромное желание воспротивиться ему и нарисовать все точно также как и остальные ребята. Но немного подумав, передумала. Для чего мне с первого же занятия портить отношения с преподавателем, хоть он мне и не нравиться? Это не разумно.

Все занятие я немного подглядывала к другим ребятам. Я все-таки никогда не пользовалась гуашью и настолько длинно заточенными карандашами.

— Я Моник, — шепотом представилась девушка, стоявшая рядом со мной. Она была высокой девушкой с неплохой фигурой и каштановыми волосами, окрашенными в черный. Ей было не больше меня, но она орудовала карандашами и красками как настоящий профессионал.

— Я Ламия, — тоже шепотом назвалась я, хотя преподаватель демонстративно сделал это пять минут назад перед всем классом. Но так полагал этикет.

В карих глазах девушки появилось любопытство. Пахла она нормально, никаких ноток агрессии или жестокости. Вот от моего отца частенько веет жестокостью, а если сказать что-то поперек его слова, появляются нотки агрессии. Я не знаю, как описать их, но различать научилась еще до первого превращения.

— Не бойся. Он всегда настороженно относится к новеньким. Многие не оправдывают его надежд и остаются только самые стойкие, — говорила Моник.

— Спасибо, а то я уж подумала, что не нравлюсь ему!

— Ему никто не нравиться. Его уважение надо заслужить. У меня этого пока не вышло, может быть, тебе удастся.

— Ух ты! Спасибо за надежды, но я никогда раньше не училась рисовать, поэтому очень сомневаюсь, — проговорила я, пожимая плечами. Я только успела взять в руки карандаш и поднести к холсту.

— Ты не правильно его держишь, — снова сказала Моник, поднимая в руке карандаш. И правда, я его держала совершенно не так, — легкими движениями води по холсту, чтобы нанести контур и светотени. Чуть сильнее надавишь, и он сломается, оставив яркий след на рисунке. Были случаи, когда и вовсе проделывали дырки, — посмеивалась она.

— Мисс Флоренц, вы уже закончили свой рисунок, что посчитали возможным разговаривать? — через весь класс громко спросил мистер Растен.

Моник не ответила и повернулась к холсту, я последовала ее примеру. Некоторое время мы молчали. Я старалась не сильно давить на карандаш, но он все-таки сломался. Я взяла другой, и тут у меня возник вопрос.

— А почему они так странно заточены?

— Это специальная художественная заточка. Профессионально рисуют карандашами только с такой заточкой. Кстати, запомни, как они выглядят. Уже на следующее занятие тебе придется заточить их самостоятельно. Вся канцелярия личная.

Я так и сделала. Благо, что мое зрение позволяет запомнить все до самых мелких деталей. Пару раз за занятие мы еще разговаривали с Моник. Мне она показалась хорошей девушкой, с которой можно будет подружиться. Пора заводить друзей и среди людей!

— Неплохо, — раздался голос над ухом. Я даже не заметила его, точнее заметило мое второе я, поскольку такие вещи оборотень чувствует на интуитивном уровне. И могу сказать, что преподавателю просто повезло, что я была так сильно увлечена своим рисунком и не обратила на него внимания. В противном случае, я могла не совсем мирно отреагировать…

— Вам нравиться? — удивилась я. На его лице было полнейшее равнодушие, хотя правый глаз был немного прищурен.

— Я сказал, что не плохо. Я ожидал худшего. Но видимо, Вы одаренная девушка, хотя в таком возрасте уже поздновато учиться рисовать. Но в целом неплохо.

Несколько минут он объяснял мне, как правильно было бы положить краску, и каким образом было лучше изобразить игру света. Я внимательнейшим образом слушала его и запоминала. А поскольку он даже лично сделал несколько движений кистью, у меня был шанс запечатлеть в памяти и движение руки.

Занятие прошло отлично. А после его окончания еще и несколько ребят захотели посмотреть на мой первый рисунок. Их похвалы мне были очень приятны. Именно поэтому мне захотелось и дома нарисовать что-нибудь, только вот мольберта у меня дома не было! Но и этот вопрос решился, хотя и не скоро.

Дорджест обещал подарить мольберт мне на день рождения, если я все еще буду хотеть рисовать. Он посмеялся, что у мистера Растена только самые талантливые и устойчивые, поскольку у него свой какой-то непонятный другим метод преподавания. Дорджест сказал, что если я не вызову подозрений у него, то ничего мне больше не грозит. И что-то мне подсказывало, что этот тест пройти будет не так-то просто.

На следующий день у меня выпали сразу два кружка. Это было целым испытанием. Особенно если учесть негативную реакцию отца на мой выбор танца. Странно, но против эстрадного танца он ничего не имел, а вот индийские танцы ему не нравились категорически.

Дорджест приложил много усилий, чтобы уговорить отца. Но и он поставил нам условие. Было оно простым и ужасающим одновременно. Дорджест должен был просто снять мое занятие обязательно в костюмах и всех ребят кружка. Если он не увидит там ничего недостойного или вульгарного, я смогу и дальше посещать их. Но в этом и заключался весь ужас, ведь он мог углядеть все, что ему угодно.

Первым занятием у меня было актерское искусство вместе с Филом и Лоренцо. Театральная студия ничего особенного собой не представляла. А вот преподаватель была странной, чокнутой немного. Она постоянно улыбалась и нелепо хихикала, дергая руками. И подобное мнение сложилось не только у меня. Мы с ребятами переглянулись…

Все ребята расселись на стулья, которые и здесь были расставлены полукругом, центром которого была миссис Руппен. Группа состояла всего из двенадцати молодых людей, лишь четверо из которых были парнями.

— А теперь давайте знакомиться! — проговорила мисс Руппен, — Многих из вас я уже знаю, так что давайте с них и начнем!

Миссис Руппен начала перечислять учеников. Каждый вставал со своего стула, назывался и немного рассказывал о себе. Новички одновременно знакомились и прикидывали свою речь. Новичков, кстати, было всего пятеро, включая нас троих.

Я наблюдала за всеми, но ничего особенного не видела, только дикий интерес к нам. Нас бесцеремонно разглядывали с ног до головы, будто мы диковинные звери. Хотя возможно оно так и есть… Даже немного смешно стало от такой мысли.

— Маркус Тортон, — прозвучало очередное имя, выведшее меня из раздумий.

Молодой человек восемнадцати лет поднялся, стройной и высокой фигурой возвышаясь над остальными. Он не смотрел ни на кого особенно. Его речь была настолько правильной и сложенной, что создалось впечатление, будто он заготовил ее заранее, поэтому и продекламировал без единой запинки, но и без душевности. Он изложил голые факты о своей личности. Такой холодный и равнодушный, что стало резать в глазах. Маркус даже не глядел по сторонам, смотря куда-то вдаль. Брр…