осмотрел его с разных сторон, покрутил маховики и с облегчением понял, что пушка готова к продолжению боя.

Лейтенант на наводчика, раньше сидевшего слева, и тот с пониманьем кивнул. Мол, всё в полном порядке, ещё постреляем. Парень повернулся к красноармейцам, удивительно вовремя пришедшим на выручку. Он коротко представился всем: «Командир третьей батареи зениток! — и тут же спросил: — Откуда вы появились, и кто вами командует?»

Вперёд вышел сержант с краповыми петлицами на гимнастёрке и доложил: «Взвод полка МВД прибыл из штаба дивизии на двух полуторках. Наш лейтенант увидел, что идёт бой с фашистами. Он приказал двум отделениям остановиться возле другого орудия, — боец указал в сторону соседней позиции.

— Они выпрыгнули из первой машины и помчались на помощь. Мы подъехали к вам. Спешились и рванули в атаку. Офицер взбежал на откос, тут же поймал шальную немецкую пулю и теперь лежит там», — боец махнул рукой себе за спину, туда, где находилась низина.

Посмотрев в сторону, указанную МВДешным сержантом, парень отметил, что машин уже нет: «Ушли сразу после того, как высадили всех пехотинцев, — расстроился Яков. — Даже раненых с собой не забрали. Хотя, — добавил он про себя, — тут шла такая кровавая свалка, что никто не смог бы сказать, чем же дело закончится. Да и некому было грузить там «тяжёлых», все дрались врукопашную».

Вслух он сказал пожилому сержанту: «В таком случае, вы поступаете под моё руководство. Тот рядовой, назначается командиром данной зенитки. Всем выполнять его приказания. — Яков указал на наводчика слева. Мужчина устало сидел возле раненого в ногу товарища, и умело накладывал перевязку на голень».

Лейтенант предупредил пехотинцев, что в развалинах часто сидят немецкие снайперы. Он посоветовал всем, ходить пригибаясь, а не маячить здесь в полный рост. Потом, нашёл свою каску, слетевшую в рукопашном бою, надел «халхинголку» на голову и двинулся к соседней позиции.

Парень прошёл по полузасыпанным ходам сообщения несколько метров. За спиною послышались одиночные выстрелы.

«Добивают тяжелораненых немцев!» — понял зенитчик. Он хотел было вернуться назад и отчитать подчинённых, но вспомнил кошмар переправы, где вместе с солдатами гибли ни в чём неповинные малолетние дети, женщины и старики.

Перед глазами всплыла картина тех улиц, на которых лежали обуглившиеся трупы людей, и зло сказал про себя: «Они нас тоже совсем не пожалеют! — Яков сделал ещё пару шагов и грустно добавил: — Нам своих изувеченных некуда класть, а тут ещё с ними возись».

Через сорок шагов Яков наткнулся на разбитую пушку, одиноко стоявшую среди множества мёртвых солдат. Картина второго побоища ничем не отличалась от первой, что парень видел минуту назад.

Между трупами бродили оборванные, донельзя измученные красноармейцы. Они собирали оружие и меняли свои трёхлинейки на укороченный «мauser». Некоторые счастливцы держали в руках пистолеты-пулемёты «MP 40», или, как их называли на фронте, «шмайсеры».

Следующим важным трофеем были фляги фашистов, которые тут же снимали с поясов мёртвых немцев. После драки с противником, у всех пересохло во рту. Бойцы снимали бакелитовые колпачки в виде стаканчиков, что закрывали пробки с винтом, открывали баклажки и жадно пили то, что находилось внутри.

Красноармейцы не обращая внимания, какая им встретилась жидкость: вода, эрзац кофе или же шнапс. Утолив сильную жажду, они потрошили подсумки, рюкзаки и карманы убитых.

Зенитчик хотел приказать: — Прекратить мародёрство! — но благоразумно решил: «Пусть себе роются. Всё равно никто здесь из нас не протянет больше чем сутки, а так, глядишь, и найдут какие-нибудь важные карты или бумаги фашистов».

Один из бойцов заметил подошедшего к ним лейтенанта и окинул его внимательным взглядом с головы до сапог. Солдат протянул Якову шикарный хронометр, только что снятый с погибшего немецкого обера, и спокойно сказал: «Возьми вместо своих».

Яков взглянул на левую руку и огорченьем увидел, из его новых часов торчит острый осколок. Поняв, что «котлы» безнадёжно испорчены, парень снял подарок отца и отбросил их в сторону.

Он застегнул на запястье ремешок, ещё сохранивший тепло убитого фрица и перевёл взгляд на стрелки. Лейтенант с удивлением отметил, что с начала последнего боя прошло девяносто восемь минут.

«А мне показалось, что нескончаемый ужас тянулся часов пять или шесть», — подумал он потрясённо.

Привычно одёрнув свою гимнастёрку, офицер тут же представился всем МВДешникам. Все отвлеклись от своих прежних занятий, враз подтянулись и напряжённо застыли.

В глазах новоприбывших читался ехидный вопрос: «Что же сейчас сделает молодой лейтенант? Станет орать и грозить трибуналом? Или поймёт, что теперь сам замазался по уши и сделает вид, что ничего не заметил?»

Парень пошёл по второму пути и, не учиняя разнос, строго спросил: «Кто уцелел из обслуги орудия?»

Ему указали на пехотинца. Они сидел на земле, привалившись к штабелю ящику со снарядами к пушке. Левая нога перебинтована выше колена. Глаза устало закрыты. Лицо очень бледное от потери большого количества крови.

Это был правый наводчик по имени Павел. Его Яков отметил ещё в прошлый раз, часа четыре назад. А запомнил его потому, что солдат очень интересовался матчастью и спрашивал больше, чем все остальные.

Рядом лежал подносчик снарядов с перевязанной бинтом головой. Услышав вопрос командира, красноармейцы попытались подняться, но лейтенант остановил их обоих. Он обернулся к молодым МВДешникам и спросил о другом: «Кто-нибудь нашёл здесь еду, шоколад или сахар?»

Молодого, закопчённого в бою лейтенанта все тут же признали начальником, и к нему протянулось сразу несколько рук. В грязных ладонях виднелись надкушенные куски колбасы, разорванные обёртки немецких сластей и белоснежные куски рафинада.

— Накормить раненого командира орудия и его заместителя! — кивком головы Яков указал на зенитчиков и продолжил: — Дать им вволю чего-нибудь сладкого, чарочку шнапса и выполнять все их приказы. Вернусь, всё проверю! — Перед уходом он строго закончил: — Все документы погибших, а так же бумаги на немецком наречии быстро собрать. Я потом всё заберу.

На других позициях его батареи дела обстояли чуть лучше. Они не подверглись атаке фашистской пехоты, и здесь не было множества трупов, своих и чужих. Правда, не обошлось без потерь. Из четырнадцати человек артиллерийской обслуги, один погиб и трое имели ранения. Один получил очень тяжёлые травмы от попаданья камней и, скорее всего, не доживёт даже до вечера.

«А если прибавить ещё восемь убитых с первого и второго орудия, — размышлял командир батареи, — то у нас остаётся шестнадцать бойцов. Причём четверо из них покалечены. Будем надеяться, что среди остальных наберётся восемь наводчиков.

Ладно! — успокоил Яков себя. — На этот час, получается по три зенитчика на каждую пушку. Всех остальных