«La prima di color di cui novelle

tu vuo' saper», mi disse quelli allotta,

«fu imperadrice di molte favelle.

A vizio di lussuria fu sì rotta,

che libito fé licito in sua legge,

per tòrre il biasmo in che era condotta…52»

«La Divina Commedia» di Dante Alighieri.

Глава 1. Дивноокая Айрин

Пространный Тронный зал купался в чадном сумраке и благовонных воскурениях. Огромные треножники коптили укутанный тенями свод, монолиты полированных колонн из вулканического стекла украшали пышные цветочные гирлянды. У витражных окон, одухотворяя сквозняки, дымили серебристый фимиам чародейные кадила. Пьянящий аромат тёк патокой через толпу осанистых вельмож, чьи вышитые сапоги безжалостно топтали духмяные охапки трав на глянцево отполированном полу. Исчадия крытых замковых садов, изобильных назло погоде и проискам садовников, испещрили пепельные стены розовыми кружевами.

На стенах проступали золотом текучие узоры — давно забытые, безгласные писания и образы, которых больше не хранила человеческая память. Вглядываться в колдовскую вязь не рекомендовалось. Она туманила рассудок хуже тинктур из дурнопьяна. А потому стены милостиво укрывали гобелены со сценами охот и битв, цветами и благородными животными.

Чёрный Трон Её Величества напоминал оборонительное сооружение, цитадель в миниатюре с резными подлокотниками, сквозь которые проросли колючие побеги розовых кустов. В шипастых переплетениях ветвей алели ранами багряные цветы. Искусно вышитые золотом атласные подушки в колючем окружении напоминали приманку очевидного капкана.

Мудрая Айрин не рисковала попрать сие опасное великолепие и неизменно говорила с подданными, позируя на фоне. К тому же, в жутком гнездовище исправно выводили нежные рулады яркие пичуги — любимицы Госпожи, слишком трепетные для этого мира, а потому исправно мрущие от ненароком брошенного взгляда или, не приведи Князь, чиха.

Адалин, не ко времени помянувший змей, усмехнулся. Уж где бы, казалось, им самое место. Но пресмыкающиеся гадины, здраво опасаясь конкуренции и уважая превосходящего врага, Королевы и её Дам избегали.

Птицы свиристели, цветы благоухали, в зале царило раболепное безмолвие, на время потеснив монаршие амбиции.

Ради затеянного представления совещание прервали, но снабдить ясновельможную толпу соответствующими предписаниями запамятовали, отчего Высшие растерялись. Удивлённо пялились на потрёпанного прелагатая, равнодушно вступившего под сумрачные своды, шелестели раззолоченными плащами и бестолково задирали породистые носы.

Адалин вельмож проигнорировал и уставился на витражи за тронной спинкой. Цветное стекло рассыпало радужные блики по антрацитовому глянцу каменного пола, напоминавшего поверхность обманчиво подёрнутого ряской омута в ночи.

Её Величество, князепосланная госпожа долины Олвадарани и хозяйка коронного замка, повелительница Вод и Птиц, предивная Айрин, девица — хах! — Равнсварт, в ожидании перебирала сахарными перстами косточки чёток.

Застывшие вокруг ряды Лучистых, Высших и динстманнов — контингент не самый гостеприимный, к непринуждённой обстановке не располагающий — отмалчивались. На задах, ослепляя самоцветным мерцаньем и исподволь пованивая чародейными притирками, боевым порядком выстроились Дамы.

Неодобрительное внимание самолюбию не льстило, но Упырь, стыдом не обременённый, реагировал спокойно. Остановился посередине зала и подождал, пока из недр зачарованного пола проступит колдовской узор. Золотая вязь, раскаляясь, сплетала дивные орнаменты и проявляла из потёмок Чёрный Трон в цветочном изобилии гирлянд. Зал задрожал жилами чародейного рисунка, как старческая длань — взбугрившимися венами. Заблестели выложенные тёмной шпинелью орнаменты, умащавшие подножие престола и пяты колонн. Зажглись светляками над трясиной драгоценности и самоцветные вышивки на шёлке-бархате вельможных одеяний.

Несравненная Айрин изволила улыбнуться. С изяществом и лёгкостью воплощённого совершенства.

— Моя Королева. — Упырь неспешно опустился на одно колено, покладисто пригнул в ритуальном поклоне голову, на деле избегая смотреть на самодержицу до срока.

— Адалин.

Лица Фладэрик не поднял.

Нежный голос ласкал слух свирелью и серебристо переливался беспокойством. Фладэрик, вынужденно внимательный, повадки Равнсварт изучил давно и крепко помнил. Чарующий перезвон, щекоча поставленными модуляциями, рисовал в воображении и невесомо розовеющие скулы, и пристально смотрящие синие глаза. Упырь намеренно расслабил челюсти: елейная шлёнда53 оставалась верна себе до кончика мизинца.

Попытка прожечь взглядом почтительно склонённую макушку успехом не увенчалась. Королева перешла к более активным действиям.

— Ты задержался, Адалин, — сообщил напевный голос.

— Сожалею, моя королева. — Фладэрик неприметно поморщился, проворно облизнул губы и откашлялся. Горло схватил спазм: точно медведь из берлоги отозвался.

По рядам Высших пошёл бродить ядовитым сквозняком шепоток. Придворные пока в оценке скромничали. Но Дамы уже шуршали крысиной стаей в подполе. Выглядел «старший Адалин» не то умертвием, случайно приблудившимся с Мрачных Холмов, не то самоходным пугалом. Являться пред монаршии очи в таком виде не следовало. Но Айрин затеяла очередной фарс нарочно.

— Тебя извиняет и оправдывает результат, — заметила правительница печально. Повисла многозначительная пауза.

Фладэрик поклонился ещё ниже:

— Благодарю, моя королева.

— Ты можешь подняться, — заметила Равнсварт благосклонно.

Вкрадчивый щебет пичуг и шелест придворных превосходно оттеняли дивный голосок. Окутывали душным сказочным ореолом и в мозги ввинчивались так, что голова кружилась.

Адалин неспешно распрямился. И поглядел на королеву.

Девица Равнсварт сегодня отдала предпочтение скромному туалету. Облачение Её Величества переливалось вышивкой всех оттенков ночи: от лунного серебра до загадочного индиго. Тёмный жемчуг витиеватыми узорами обтекал безупречное тело, блестящий мех опушки льнул к бархатным щекам. И все хвалебные эпитеты, все куртуазные изыски падких на преувеличения виршеплётов, что без устали прославляли её красу, меркли по сравнению с оригиналом. От изящных сапожек, погребённых под складками изукрашенного подола, до тяжёлой копны перевитых алмазными бусами медово-золотых волос — Айрин, по обыкновению, была ослепительно прекрасна.

И трогательно печальна. Огромные тёмно-синие глаза, почти чёрные в полумраке зала, широко распахнулись. На бледных скулах и правда проступал румянец. Маска пронзительной, утончённой скорби чрезвычайно шла прелестному личику.

— Ваше Величество.

Фладэрик предпочёл любоваться изощрёнными сплетениями колючих стеблей за плечиком девицы Равнсварт.

Правительница наклонила увенчанную короной голову:

— Тебе нужен отдых, Адалин.

— Как прикажет моя Королева. — Против отдыха Упырь не возражал. Но фарс затевался не для этого. — Ваше Величество желало меня видеть сразу по прибытии.

— Разумеется. — Трепетная безупречность ещё чуть-чуть похорошела, усугубляя нежную улыбку.

Упырь ожидал какого-то продолжения. Но Айрин молчала и прозрачно розовела скулами, чуть приоткрыв припудренные губки. У старшего Адалина паскудненько заныло между рёбрами. И отчаянно зачесался загривок, давно предвкушавший палаческий топор. Или шибеницу. Смиряя впечатления, блудный подданный пересчитал пунцовых чудищ, что прикидывались цветами. Слева Трон стерегла аж дюжина. Пауза затягивалась. Скоро и ясновельможная толпа неладное почует.

Королева разглядывала побитого прелагатая с плохо скрываемой смесью противоречащих друг другу эмоций. Фладэрик устало покосился на самодержицу. Волшебное видение лелеяло потайные страдания и улыбалось с ласковой задумчивостью менестрельей грёзы. В глазах-озёрах плескалось по утопцу.

— Благодарю тебя, Адалин.