Я рада твоему благополучному возвращению, — голос ластился голодной кошкой. Исполинские розы почти напоминали пасти плотоядных бестий: того и гляди, облизываться начнут.

— Должен ли я присутствовать на Совете? — брякнул Упырь, тщась ухватить за хвост упорно норовившую ускользнуть реальность. Тёмные глазищи затягивали чёрными омутами. — И дозволено ли мне будет развеять… некоторые сомнения?

Вопрос был правомочным. Старший отпрыск Адалин являлся Высшим по праву наследования, главой Благородного Рода после смерти Тайдэрика. И чему возмущались в потёмках вельможные мужи, сверкая зенками, он не знал. Вернее, предпочитал делать вид, что не понимает. Дамы переваривали услышанное — им требовалось больше времени и, возможно, дополнительная информация.

Королева смотрела так нежно и светло, что на душе шакалы взвыли. Фладэрик снова опустил глаза. Девица Равнсварт задумчиво кивала. Тонкие, длинные пальцы, изредка задевая острыми ноготками резные бусины чёток, мерно накручивали круг за кругом. Едва уловимый звук мерещился особенно отчётливым в сонме приглушенных шумов.

— Я прочла твоё донесение, — заметила Айрин чуть слышно.

Выжлецовы откровения правительница изволила окрестить «донесением».

Фладэрик мысленно усмехнулся, принимая правила игры. Равнсварт невесомо улыбалась мягкими, как перина в княжьем тереме губами. Но глаз улыбка не касалась. И всё же выглядела королева бесподобно юной и обманчиво наивной. Красивее женщины Фладэрик, пожалуй, не встречал. Одна беда — за ослепительным фасадом скрывалось кое-что похуже ловчих ям.

— Они требуют пояснений, — отозвался Адалин, подумав.

— Разве? — улыбка заострилась. — Я всё поняла.

Фладэрик на миг прикрыл глаза. «Дивноокая Айрин» творила очередную заумь. На спытки не тащила, Хеминда или сразу палача из толпы не выкликала. И смотрела так, будто в зале больше никого и не было.

— Нет, моя Королева, — упрямо тряхнул неубранными волосами Адалин. За пазухой неприязненно заёрзал встревоженный, тонко чуявший хозяйское настроение Позёмыш. — Они требуют пояснений.

— Изволь, — задумчиво мурлыкнуло Величество, час от часу хорошея. Упырь моргнул, подумывая вновь опустить глаза: уж больно дивная картинка толкала на шальные подвиги. — Возможно, тебе стоит действительно всё разъяснить.

Адалин призадумался.

Насчёт девицы Равнсварт коронный прелагатай питал неоднозначные эмоции, подданному не приличествующие, а потому соображать приходилось быстро, а аудиенции опасаться больше заслуженного эшафота.

«Что ж тебе не сиделось в своём позолоченном теремочке? — подумал Фладэрик угрюмо. — Подобной девице к лицу прясть кудель в ожидании какого рыцаря да с дамами шушукаться. Желательно, о кружевах и вышивках, а не заморских ядах и прочих… подковёрных прелестях».

Не тут-то было. Адалин имел сомнительное удовольствие убедиться, что сия змея не только жалила, ещё и на расстоянии плеваться наловчилась.

— Мессир Адалин, — напевно позвала синеглазая правительница, чуть повернувшись, так что отблески пошли гулять по разукрашенному вышивками лифу. Юная нежность, не обременённая стыдом. — Фладэрик, — повторила дивноокая Айрин уже тише, словно прислушавшись к эху. — Я приму тебя сегодня сразу по окончании Совета. — Медовые губы ласково изогнулись.

Упырь отрывисто кивнул: личных аудиенций он терпеть не мог в основном потому, что, к собственной досаде, не мог за себя поручиться. Кусал сердито губы, кривил физиономию, но покладисто отыгрывал преданного вассала. Да так, что порой и сам верил. Пуще того, в хитроумно расставленных мережах державного очарования путался. О чём соратничкам его лучше б никогда не догадаться.

«Девица Равнсварт», Её Величество дивноокая Айрин постную гримасу проигнорировала. Прекрасный образ никуда не делся. Как и назначенная аудиенция.

Адалин кратко преклонил колено и решительно покинул зал. Красноречивое шипение досказало остальную картину. Ясновельможные болота полыхали.

***

Каменная Роза, замок большой и, бездна его забери, богатый, давал кров не только вельможному выводку, «цвету аристократии», ордам взалкавших монарших милостей подпевал с семьями, личной охраной, челядинцами, а то и фамильными привидениями, но и своре зверья, означенным «цветом» разводимого. Полчища те, зачарованные и обыкновенные, возглавляли монаршии любимцы. То были охотничьи чудовища о четырёх лапах с медвежьими капканами вместо пастей, суеверно нарекаемые дворней «собаками»; несуразные, отвратительные подчёркнутой противоестественностью химеры, похмельные творения обитателей Башни Мастеров; и голосистые пернатые, от нервных пеструх, что вкруг Трона надрывались, до громадных и плотоядных чёрных тварей, больше смахивавших на гибрид вороны с василиском.

Птице-ящеры хрипло орали за литыми, в руку толщиной, прутьями клеток, отчаянно скрежетали зазубренными клювами и высекали когтями искры. Где-то решётки погнулись от ежедневного террора свирепых узников. Где-то на металле проступили борозды и заусенцы. А дёрганные, исклёванные и едким помётом протравленные служки предпочитали перемещаться стремительными перебежками по зигзагообразной траектории. И всегда иметь под рукой дополнительные рукавицы, а лучше — ростовой щит, полный доспех и длинный железный прут.

«Птичий сад» Её Величества оставался местом скорее поучительным, чем гостеприимным. Несмотря на тщательную отделку, антураж и озеленение садово-парковых умельцев.

Тут-то Королева и изволила отдыхать от державных дел, вооружившись щипцами в полтора локтя длиной. Кокетливо помахивая ими над бадьёй и выбирая крысок пожирнее, девица Равнсварт потчевала жутких любимиц свежатинкой. Трапеза истошно верещала, столовавшиеся, сипло огрызаясь, сражались за подачки и с шипением разевали окровавленные зубастые клювы. Но клёкот завистливых и пока голодных товарок из соседних вольеров заглушал даже эти звуки.

Стайка Дам почтительно замерла под защитой узловатого, болезненно изогнутого дерева и пары цветущих кустов, где бдительно шуршала, злоумышляя впрок. «Лучина» Тэрглофф, Хэминдова сестричка, с одобрительной улыбкой наблюдала крысиную казнь. Аэлина Стимбор, горячо «любимая» их с Радэриком тётушка, чопорно стояла подле подружки и на правах родственницы обдала шквальным высокомерием, пронзив пришельца косым взглядом злобных глаз. Фладэрик предпочёл обеих прелестниц проигнорировать.

Дамы стоили здешних обитательниц. Кто больше напоминал обморочных заморских трясогузок, а кто, как эта сладкая парочка с Пирошиэлью за компанию, — оперённых василисков.

Подивившись точности обнаруженного соответствия, Адалин нарочито фальшиво, но изящно поклонился. Янарьед Пирошиэль хихикнула, похотливо сверкнув глазёнками. Бледная, невыразительная девица за её спиной залилась мертвенно-лиловым румянцем. Рядом с ослепительной порфироносной госпожой весь этот кружевной террариум смотрелся жалко. Именитые упырицы мало отличались от хрестоматийных описаний оных.

— Адалин, — нежно прозвенело от клеток сквозь жуткий грай.

Её Величество изволила сменить гардероб. С проворством, достойным лучшего применения, мрачная чернота переродилась выразительным, винноцветным багрянцем, глубоким и волнующим. Фладэрик почти устыдился: сам он употребил случайную передышку для иных целей, с благопристойностью имевших мало общего. Переодеться следовало если не из соображений галантных, то ради убедительности.

Глава 2. Сполох

Старший Адалин покидал тронный зал Её Величества в растрёпанных чувствах. Говоря проще, в ярости. На себя, на проклятую коронованную красавицу и весь её приторный, ядовитый двор.

Косые взгляды Дам, исполненные зависти или подозрения приветствия державных мужей, шепотки и общая мертвенность бесили крепче откровенной ненависти, тоже кое-где мелькавшей. Но больше того злился Упырь на собственную дурость: на недочитанные