Адалин сумрачно растёр подбородок, чувствуя, как неприязненно заёрзал за пазухой горностай. Позёмыш всегда загодя чуял неприятности. И сейчас Спутник волновался.

— В Землях Жеша холера, — заметил Упырь между тем, разглядывая сложную вязь опоясывавшей зальчик балюстрады. — А на островах в Парящем море, кажется, чума свирепствует. Однако, вполне обыденная. Про землетрясения не слыхал. — Блодвэн не счёл нужным отвечать. Фладэрик задумчиво крутил серьгу между пальцами. — Гуинхаррэн, разумеется, в курсе этой душещипательной истории?

Кто бы сомневался! Знак, выложенный в Мрачных Холмах, распугавший нежить и приморозивший округу, выпивший силы подчистую, просто дожидался срока среди крапчатых мхов и пыльного вереска, в пегих от лишая пустошах на подступах к Долине.

«Ваш же, вампирий выгон».

Валтар говорил про новые Калейдоскопы. Мог ли Ллокхэн уничтожить «особый знак»? Фладэрик запоздало пожалел, что не срисовал узора. Битое стекло с шелестом перекатывалось в воображении, тасуя орнаменты, выворачивая Кромку на свой лад. Нет, не вспомнить.

Поганая Лилия поганого Ллакхара, будь он трижды неладен, затеял очень опасную игру. Самую опасную из всех возможных.

Те, что ждут за Кромкой, встрепенулись. А над Холмами заплясали изумрудные огни.

Глава 8. Корсак Гуинхаррэн

Потайная нора, где обитал Советник, хоронилась за покоями центральной анфилады, и, как знал Адалин, сообщалась сетью переходов как с Тронным Залом, так и с помещениями Управной Палаты — а то и горними светлицами самих Князей. По дороге Упырь размышлял над фрагментами головоломки, подкинутой судьбой, и персоне самого Гуинхаррэна, его непосредственного патрона.

Из Замковых кровососов Фладэрик доверял лишь себе, да и то — с оглядкой. А уж ясновельможных, сановных и прочих увечных духом, ради сохранения приличий прозывавшихся Высшими, почитал угрозой. Либо по причине крайней тупости оных, либо, наоборот, от чрезвычайной сообразительности.

Эзрэль Гуинхаррэн, Второй Советник Её Величества, заправлявший коронными прелагатаями, будучи неприлично, по меркам Розы, разумным, несомненно, принадлежал ко второй категории. Отчего вызывал ещё большие опасения. Номинально оставаясь непосредственным командиром, практически вампир предпочитал в дела вольнодумного гвардейца без нужды не соваться, закрывая глаза на сомнительные выходки и странные идеи. Отчего промеж ними и установилось нечто вроде негласного перемирия, предопределявшего характер взаимодействий: корректных, осмотрительных и, по возможности, редких.

Эзрэль подозревал: пожелай того старший Адалин, диспозиция — и его собственное положение при дворе — может кардинальным образом перемениться. Фладэрик имел сходные соображения. А так как конкретно против этой данности пока не возражал, предпочитал Эзру без нужды не порочить.

Второй Советник Упыря устраивал: невысокий, сухощавый вельможа с продолговатыми глазами и вкрадчивыми манерами юлил и подличал по мере необходимости, в целом, блюдя интересы королевства. Адалину это импонировало. Ещё в бытность гвардейцем, в Лучистой дюжине, рыжевато-русый, сметливый наследник Гуинхаррэн получил прозвище Эзра-Корсак, с годами вполне оправдавшееся. Однако вряд ли кто из современников рискнул бы теперь обратиться к нему подобным образом. Даже из бывших товарищей по Стягу. Гуинхаррэн, несмотря на вошедшую в привычку ироничную шутливость обхождения, не располагал к панибратству.

Сейчас же, обряженный в скромный вариант придворного платья — почти без вышивки и брыжей, неброская канитель, самоцветы, бархат, — Советник выглядел и вовсе мрачно. Тонко улыбался и поигрывал крупным перстнем, слишком громоздким для сухих пальцев. Аметист, ловя свечные отблески, хищно помаргивал в полумраке, точно глаз притаившегося зверя. Зенки самого кровососа напоминали узкие щели: «прищур Эзры», как и «улыбка Тэрглоффа», прочно вошли в национальный фольклор.

— Адалин, — кивком поприветствовал вошедших Советник, жестом велев Гристофу прикрыть тяжёлую дверь. — С возвращением.

— Мессир Гуинхаррэн, — церемонно откликнулся Упырь, разглядывая изысканный цветочный орнамент, тончайшей серебристой вышивкой оплетавший обшлаги и ворот «лисьего» кафтанца. Вышивка имитировала побеги дикой розы, ломкие и угрожающие. Запутавшиеся в этом буреломе певчие пташки выглядели предостережением.

Эзрэль задумчиво пригладил собранную в аккуратный хвост копну цвета речного песка. Блёкло-рыжий, мешаясь с сединой, придавал ему ещё большее сходство со степной лисицей. Физиономия Советника неприятно осунулась и заострилась за время отсутствия Упыря, чему Адалин мог и позлорадствовать, кабы не происки здравомыслия. Выводы напрашивались самоочевидные.

— Донесения твои доставлены вестовым из Поста и переданы Её Величеству, — сообщил Советник с тонкой улыбкой непринуждённого коварства. — По обычаю, лично в руки. Наша добрая Королева в трепетном ожидании объяснений. Однако я тешил себя надеждой, высокородный мессир Адалин сочтёт возможным уделить немного своего бесценного времени смиренному слуге блистательной до… встречи.

От медовой сладости интонаций сводило скулы. Фладэрик непроницаемо улыбнулся в ответ, равнодушно встречая едкий прищур, привычно пригнул голову в знак почтительного внимания.

Слухи. Ядовитые, терпкие сплетни, липкими косами заплетавшие двор. Упырь поднаторел в сооружении соответствующих выгородок, направление тех сказок корректируя. Удивительно, что и Корсак попался. Хотя, без сомнения, не мог не заподозрить.

Донесения, в отличие от личной корреспонденции, проходили через Эзру и его помощников. О чём ретивый командирчик крепости, так некстати щегольнувший гражданским рвением, разумеется, не имел ни малейшего понятия. Вот и снабдил вестового дикими инструкциями. А тот, ничтоже сумняшеся, исполнил. Свитки Валтаровы, к худу или к добру, и впрямь проскользнули мимо загребущих ясновельможных лап.

— Мессир Гуинхаррэн удивляет меня своей скромностью, — заметил Адалин, тщательно выравнивая тон. — Юный командир Прихоти, неискушённый в тонкостях службы, превратно истолковал увиденное и отдал нарочному некорректный приказ. Если бы не плачевное состояние покорного слуги мессира Советника, сего недоразумения не случилось бы. Я помню свой долг и своё место. Простой гвардеец Стяга не смеет пренебречь порядком, — речь Фладэрик окончил кратким, выверенным поклоном.

Гристоф подпирал косяк за спиной и едва слышно фыркнул, впечатлённый фарсом. А вот Эзрэль повёл себя неожиданно. Улыбка стала вдвое саркастичнее. Прищур вампира вполне годился выколупывать драгоценности из желёз особо несговорчивых звероящеров.

— Простой гвардеец — нет, — пожал плечами Корсак. — Другое дело, ты. Я не настолько глуп, чтобы задирать монаршего… любимца. Без особой нужды. Так что, как понимаешь, положение отчаянное. Что именно было в тех свитках? Полагаю, вестовой гнал через Долину не из-за мадригала.

Упырь, чуть не поперхнувшись заготовленной распевкой, на мгновение прикрыл веки. И повторил по возможности равнодушно:

— Командир Прихоти не разобрался в ситуации. Ничего сверхсрочного, а более того, требующего передачи из рук в руки лично Её Величеству, в моих донесениях не было. О чём я, разумеется, сообщил бы столь пылкому дарованию, если бы находился в сознании.

— Тогда, тем паче, полагаю, мессир Адалин сочтёт возможным поделиться полученными сведениями, — Эзрэль со значением покивал, уж чересчур выразительно постучав себя по носу. — Возможно, ты слыхал от гарнизонных: Королева повелела Лучистым сложить оружие… — Фладэрик усилием воли удержался от ядовитого хмыканья: будто раньше они