Валерия вновь схватилась за сигареты. Глядя наее дрожащие тонкие красивые пальцы с безупречно сделанным маникюром, яподумала, как хорошо, что она абсолютно юридически безграмотна. Любой другойчеловек, хоть раз в своей жизни взявший в руки детектив или посмотревший потелику «Человек и закон», моментально бы задал мне вопрос:

– Минуточку. А что, у нас отменилипрезумпцию невиновности? Это не я должен доказывать, что не замешан впреступлении, а органы милиции обязаны проводить работу по разоблачению убийцы.И вообще, никто не может быть объявлен виновным без суда!

Но Лера плохо знала закон и сейчас казаласьнапуганной.

Я медленно раздавила окурок в красивойхрустальной пепельнице и с чувством произнесла:

– У моего начальства, дорогая, сложилосьтвердое убеждение, что вы замешаны в этом преступлении. Конечно, ваш богатыйпапенька наймет Генри Резника, и он вытащит вас под подписку о невыезде, а там,может быть, и добьется условного срока. Судьи тоже люди и хотят кушать. Так чтоответственности вы сумеете избежать, но на светской жизни можете поставитьжирный крест. Многие вас просто перестанут принимать, а в тех гостиных, кудапустят, будут усиленно делать вид, что рады вам. Право, не знаю, что хуже.

– Я никогда бы не тронула Жанну дажепальцем! – закричала Лера. – Да поймите же наконец!

– Почему?

Корчагина тяжело вздохнула.

– Ладно, слушайте, только очень прошу неиспользовать эту информацию на каждом углу.

Четыре года тому назад Лере сделали несколькотяжелых операций, и она провалялась в больнице все лето. Клиника находилась загородом, невысокое, двухэтажное здание окружал лес. Июль стоял невыносиможаркий, и больные, те, кто мог ходить, разбредались по парку, слушая, как вопятодуревшие от зноя птички. Примерно в полукилометре от больницы протекалаМосква-река, через нее шел железный мост. Берега крутые, и до воды былопримерно метров пять-шесть. Несмотря на жару, больные сюда не ходили –далеко, да к тому же дорога шла через густой лес, если вдруг станет плохо, помощиждать неоткуда, купаться тут невозможно, слишком высокий берег, а нырять смоста охотников среди готовящихся к операции не было.

Поздно вечером, почти ночью, двенадцатого июляЛера в полном одиночестве стояла на мосту. Пришла она сюда с одной, вполнеопределенной целью – покончить с собой. Жизнь казалась ненужной. Детей унее никогда не будет, муж, хоть и бегает каждый день с едой и цветами, всеравно скоро бросит, близких друзей нет, и никому в целом свете она не нужна…Лера мучительно вглядывалась вниз, в мирно поблескивающую воду. Плавать она неумела, река в этом месте была глубокая и быстрая, мост высоко, нужно толькоперелезть через перила…

Валерия аккуратно сняла халатик, в карманекоторого лежала предсмертная записка, и попыталась преодолеть последнее,отделяющее ее от смерти препятствие.

Вдруг чьи-то сильные руки ловко схватили ее заногу, и звонкий голос вскрикнул:

– Это что же ты надумала?

От неожиданности Лера потеряла равновесие ишлепнулась назад на мост, прямо на свою спасительницу.

– Дура! – кричала девушка. –Идиотка! Умираешь только один раз. Совесть есть? А ну, подними голову!

Валерия машинально подчинилась голосу иуставилась… на Жанну. Минуту женщины глазели друг на друга. Они были знакомы,сталкивались изредка на светских тусовках, так как обе вели богемный образжизни.

Жанна пришла в себя первой.

– Ничего себе, вот так абзац, ты-то каксюда попала?

Очевидно, стресс от попытки самоубийства былЛере не по силам. Всегда сдержанная, спокойная, Корчагина внезапно разрыдаласьи вывалила на спасительницу все. Жанна не осталась в долгу и сообщила:

– Я аборт пришла делать, только не отНикитки. Ему сказала, что лечу воспаление придатков.

Они просидели на мосту до утра, не ощущаясырости и рассветного холода. Потом побрели в больницу. Так Лера неожиданноприобрела настоящего друга. Жанночка, казавшаяся глуповатой и болтливой, насамом деле была совсем не такой. Ни одной душе на свете она не растрепала опроисшествии на мосту. Впрочем, у Жанны было много подружек, веселых молодыхженщин, у Леры – только Малышева. Только ей Валерия могла рассказать правду,только Жанна знала, как тяжело той прикидываться безразличной и обсуждать сАндреем его любовные похождения.

– Она знала, – тихо пояснялаЛера, – как я люблю мужа, но, к сожалению, не могу выполнять супружескиеобязанности. Жанночка всегда твердила:

– Не расстраивайся, он же к тебевозвращается, и потом, мужику потрахаться – как стакан воды выпить, он кэтому по-иному, чем женщина, относится. Мы психологию разводим, чувства всякиелелеем, а мужики! Простые, как веники, они вообще из одних инстинктовсостоят – поесть, поспать, потрахаться. Ну вспомни, чего тебе после сексараньше хотелось? Нежных слов и признаний?

Лера кивнула.

– Спорю на сто долларов, что Андрюшкамоментально бежал к холодильнику и начинал жрать!

Валерия рассмеялась:

– В точку.

– Чего там, – махнула рукойЖанна, – у меня такой же дома сидит. И еще учти – наши не самыехудшие.

Валерия замолчала и вновь приняласьраскуривать сигарету. Я терпеливо ждала. Наконец она продолжила:

– Жанночка очень любила Никиту и никогдаему не изменяла, понимаете теперь, что ваши обвинения абсурдны? Во-первых,Жанна никогда бы не легла с Андреем в постель, а во-вторых, я лишиласьединственной родной души. Вам даже представить трудно, как мне сейчас тяжело, яосталась совсем одна, ни поговорить, ни посоветоваться не с кем…

И она внезапно тихо расплакалась.

– Ну-ну, – попробовала я ееутешить, – у вас есть муж, отец, а подруги еще найдутся.

Лера аккуратно высморкалась в бумажный платоки покачала красиво причесанной головой:

– Нет. Папа занят только своим дурацкимбизнесом, он мебелью торгует. Ему не пожалуешься. Только начнешь, а он сразудоллары вытаскивает и сует в руки – на, купи себе что-нибудь и успокойся.

Андрей все время работает, да и бабы вокругвьются. А у меня что? Путевки? Господи, лишь Жанночка могла меня понять.

– А бабочки? Говорят, вы коллекционер.

– Нет, это громко сказано, –ответила Лера, промокая глаза, – всего лишь начинающий любитель. Вот Леня Дубовский –это да.