Лера потрогала серьги. Украшения у нее былидорогие, но не вычурные, скорей всего антикварные вещи, да и стоят, наверное,бешеные деньги.

– Говорят, вы про всех знаете, –тянула я, – в таком месте работаете…

Валерия колебалась, но желание посплетничать,вытащить на свет тщательно спрятанные чужие секреты пересилило. Она досталапачку «Собрания» и предложила:

– Хотите?

– Спасибо, – сказала я и выудиласигарету.

– Про место вы верно заметили, –сообщила Лера, со вкусом выпуская дым, – не захочешь, а в курсе будешь.У нас ведь три Дома творчества. Штат прислуги огромный – горничные,повара, официанты, уборщицы. А язык за зубами никто держать не умеет.Придут ко мне и давай болтать – этот с любовницей приехал, тот в пьяномвиде стекла побил. Вот ведь дряни! Им люди частенько деньги за молчание дают,так нет – возьмут и все равно растрепят. А про Зюку и ее любовниц сособым удовольствием сплетничают.

– Про кого?

– Зюка лесбиянка, – спокойнопояснила Лера, – специалистка по молоденьким девочкам.

– Да ну!

– Это все знают, – заверила меняВалерия, – она их в провинции находит, привозит в Москву, селит у себя,кормит, поит, а они потом убегают и гадости про Зинку болтают. Я уж ейсоветовала: «Ты бы, Зюка, лучше в своем кругу любовниц брала. Чего спровинциалками связываешься». Так нет, подавай ей молоденьких и неотесанных.Вечно у нее неприятности приключаются.

– Расскажите подробнее, – попросилая.

Валерия не смогла сообщить, где Зюка беретпартнерш. Просто она вдруг иногда появлялась на тусовках с новой пассией –девушкой лет восемнадцати, обязательно стройной шатенкой с карими глазами.Блондинок Зина Иванова терпеть не могла. Все ее любовницы выглядели одинаково ивели себя вначале скромно. Стеснялись шумного богемного общества, малоразговаривали, носили дешевую одежду и пластмассовые серьги. Но уже через месяцс ними происходила удивительная метаморфоза. Непрезентабельные платьишки исамошитые юбчонки сменяли дорогие шмотки, в ушах и на пальцах появлялисьнастоящие украшения… Заканчивались истории тоже до боли одинаково. Оперившись ипообтесавшись, девчонки наглели, начинали демонстративно грубить Зюке и…выскакивали замуж.

– Она их из грязи вытаскивала, –сплетничала Валерия, – отмывала, одевала, обувала, покупала цацки, училаесть с ножом – и вот благодарность. Мало того, что убегали к мужикам, такеще такое про Зюку рассказывали! Знаете, мне иногда даже было жаль ее.И ведь Зинка с упорством наступала на одни и те же грабли, простоудивительно.

– Значит, она обеспеченная женщина, разтак «ухаживала» за пассиями?

Лера хмыкнула:

– У Зюки водится тугая копеечка, тольковот не знаю откуда. Впрочем, один источник дохода понятен, она ведь главныйредактор газеты «Век искусства».

– И что? Там такая большая зарплата?

– Копейки! Зато гигантские возможности.

– Какие?

– Душенька, – снисходительнопроцедила Лера, – в нашем мире, среди людей искусства, очень ценятсяположительные рецензии.

– Почему?

Валерия ухмыльнулась:

– Ну вы просто первый день творения!Люди-то идиоты, прочитают в газете, что картины или скульптуры выставляетгениальный мастер, и бегут сломя голову поглядеть. А галерейщики тащатсяот успешных авторов. Опять же те, кто покупает произведения искусства, а восновном сейчас это люди из определенной среды, разбогатевшие на торговле иликаких-либо других операциях, тоже млеют, когда им художник невзначай статьюподсовывает, вот, мол, какой я известный. Нувориши в глубине души комплексуют.Вот в торговле окорочками или трусами они доки, а картины! Ну как нефраернуться и купить по – настоящему ценную вещь? Они ведь деньги вкладывают,вот тут-то «Век искусства» и приходит на помощь, советует. Не раз доходило досмешного. Есть такой, с позволения сказать, живописец Дудолев Олег. Анималист,животных малюет. Жуткие, надо сказать, картины – собачки с бантиками вкорзиночках, кошечки на подушечках, лошадки на траве… Настоящий урод. Так Зюкаего расхвалила! Гениальный примитивист, самородок, человек из глубинки судивительным даром! Господи, да у мужика нет никаких понятий о композиции,цвете и перспективе. Собачки косорылые, кошечки кривомордые… И что бы выподумали! Он теперь невероятно популярен, отдает свои мерзкие работы за бешеныетысячи и задирает нос до небес. Вчера приходил сюда за путевкой, так неповерите, сквозь зубы цедил: «Мне, милочка, в старый корпус нельзя, художникмоего ранга должен иметь условия». Тьфу, а все Зюка. Может поднять на гребень,а может и растоптать, вон моего Андрея с землей сровняла, сука.

Очевидно, я своим вопросом про критикессузадела какое-то очень больное место.

– У Зюки нет художественноговкуса? – простодушно поинтересовалась я.

– Все у дряни есть, – пояснилаЛера, – небось у себя в гостиной не Дудолева повесила, а Рокотова.

– Зачем же тогда она расхваливает плохиекартины?

– Надо же где-то денежки брать, чтобымолоденьких девчонок содержать, – фыркнула Лера, – вот нашаредакторша и торгует рецензиями. Все по таксе. Десять строчек – одна цена, упоминаниев хронике – другая, подвал – дороже, ну а целая полоса с фотографиямисовсем в копейку влетит.

– Да ну?!

– Об этом все знают, – отмахнуласьЛера, – Жанка покойная рассказывала.

– Жанна?

– А что удивительного? Между прочим, онаписала неплохие пейзажи, немного наивные, но приятные, с настроением. Выставкуее устроили, так, картин десять повесили. Позвали Зюку, вроде Никита с ней внеплохих отношениях был. Зюка тоже из Иркутска, как Малышевы, ну, наверное,Никитка и думал, что та расстарается. Но нет.

На следующий день после открытия выставкиЖанна прибежала к Лере жутко расстроенная и даже расплакалась у той в кабинете.Зюка позвонила Малышевым и сообщила, что впечатление от работ у нееотвратительное, и предложила им оказать редакции гуманитарную помощь. Так изаявила – нагло и откровенно: «У нас сейчас тяжелые времена, дали быкое-какую мелочишку, тысчонку-другую на канцпринадлежности».

Никита, не ожидавший такой наглости отземлячки, женщины, которая часто бывала у них в доме и даже считалась другом,растерялся и от неожиданности послал Зюку куда подальше. Потом спохватился,перезвонил и спросил – куда привозить деньги?