«Вот Саня из армии вернулся, натренирует меня!» – размечтался Витька. И тут как раз подъехал рейсовый автобус. Витька не в первый раз ехал домой на рейсовом, но ему еще никогда не приходилось преодолевать эту дорогу в одиночку. Всегда рядом были мама, папа или кто-нибудь из старшеклассников. Витька заплатил за билет из денег, выданных отцом на пирожки и чипсы. Мест свободных в салоне оказалось много, и мальчишка сел у окна, за которым мелькали коттеджи и избы, ёлки-березки… И школьный, и рейсовый автобусы ездили по одному и тому же проселочному маршруту. Ребятишки из деревень преодолевали этот путь дважды в день, и Витька помнил чуть ли не каждую кочку на асфальте, чуть ли не каждое деревце.

Например, нравилась ему старая невысокая сосна у ручья. Комель у нее был толстый, шершавый и с одной стороны неровный, будто пузатый. Сосна почему-то напоминала Витьке удава, проглотившего, но не переварившего добычу. Мальчишка фантазировал, что это и есть удав. Охотился в ручье, а потом вынырнул и встал вертикально на хвосте в честь своей охотничьей победы. Однажды на сосну прибили дощечку с рекламой: «Копаем колодцы, кладем бетонные кольца». И номер телефона внизу. Витьке казалось, что сосне больно, что гвозди ранили удава-охотника сквозь чешую коры. Он каждый раз высматривал сосну в окно автобуса, и каждый раз очень хотелось попросить водителя остановиться, выйти и оторвать эту дурацкую дощечку с рекламой для дачников, желающих выкопать колодец…

Витёк недолюбливал дачников. Вечно из-за них случалось что-нибудь плохое. Вот жила в Пантелеевке бабушка Римма – добрая соседка. Витька ей иногда на огороде помогал, и баба Римма в благодарность не столько за помощь, сколько за внимание приглашала мальчика на чай с яблочным вареньем – такого вкусного и ароматного ни у кого больше Витька не едал! В саду у бабы Риммы росла старая яблоня, и именно в ее плодах был секрет рецепта. Мелкие, северные, кислые, в варенье бабы Риммы они казались медовыми. Это был вкус Севера, раскрывающийся не сразу, а лишь тогда, когда трудом на земле заработаешь право на угощение, на сладкое варенье со свежим чаем.

С яблоней, как и с придорожной сосной, Витька дружил. Он очень любил, когда голые, коричневые ветви, без листков еще даже, по весне вдруг покрывались россыпью белых и розовых цветочков. В учебнике по чтению встретилось ему однажды выражение «райский сад» (как раз тогда былины и жития святых проходили), и Витька представлял, что саженец этой яблони принесли в деревню ангелы и ночью, пока баба Римма не видит, посадили на задворках ее избы.

А потом бабушка Римма умерла, и ее дети, живущие в Москве, продали избу вместе с садом и огородом дачникам. Приехали в Пантелеевку новые чужие люди. Старую вологодскую избу ремонтировать они не захотели, разобрали громадину и поставили вместо нее крохотный домишко с российским флагом на козырьке. Яблоню – Витькину подругу спилили и насовали в землю вокруг пенька куцые веточки новых саженцев. Витька помнил, как поверженное старое дерево лежало у пруда. Хозяин дачи, усатый толстяк, потом распилил древесное тело на чурочки, и на этих чурочках в мангале жарили шашлыки и хвалили, что от мяса идет яблочный дух…

Затосковав о погибшей яблоне, Витька и не заметил, как после железнодорожного переезда рейсовый автобус вдруг свернул с обычного маршрута: он должен был везти пассажиров по старому московскому шоссе, а повез по новому! Обе автодороги соединяли Вологду с Москвой, но одна была проложена еще при царе-батюшке, а другая – в советские времена. Старый тракт связывал не только столицы, губернскую и имперскую, но заодно уж и деревни, лежавшие между ними. И Пантелеевка тоже как раз располагалась ближе к старому маршруту. А новая дорога строилась вовсе не для крестьян, а для того, чтобы без простоев и убытков летал по ней автотранспорт с ценными грузами. В советские времена часть деревень вдоль нее объявили «неперспективными» и насильно выселили народ в поселки типа Пятака.

Когда Витька обнаружил, что автобус едет новой дорогой, он запаниковал так, что даже руки затряслись. Как и все в округе от мала до велика, мальчишка отлично знал, что это мертвый край. Некого было возить оттуда ни в школу, ни на работу, и никакие автобусы там обычно не ходили, а лишь пролетали мимо заброшенных изб фуры дальнобойщиков да легковушки, не желающие давать крюк по старому тракту. Ворьё давно вынесло из опустевших деревень всё ценное, в первую очередь старинную утварь, сборщики черного и цветного металла подобрали по крохам всё «железо», и теперь разграбленные, гниющие избы никого не интересовали.

– Скажите, пожалуйста, – обратился Витька к кондуктору, – а почему мы не там едем?

Кондуктор, седая, неприветливая женщина, очнувшись от дремы, нехотя буркнула:

– Так дорогу ремонтируют у Стеблищева. Было же объявление на остановке. Все рейсы в Вологду сегодня идут по новому московскому шоссе.

Никакого объявления на остановке Витька не видел: может, его ветром сорвало, а может, и не наклеивали его в Пятаке… Спорить с кондуктором Витька не стал. Как-то обидно было признаваться чужой женщине, что он заблудился, что не видел объявления, что теперь испугался. «Что я, не парень, а хвост поросячий?!» – обругал Витька сам себя. В какой-то момент ему очень захотелось достать сотовый и позвонить отцу или маме, но Витька представил, как придется признаться, что он сбежал из школы без разрешения на рейсовом, не дождавшись школьного… И о том, что он заблудился и что не смог сам до дома добраться, непременно узнают и Саня, и его армейский друг. Решат богатыри – «большие парни», что он не пацан, а так… мелочь пузатая. «Ну уж нет! Выкручусь», – успокоил сам себя Витька.

На новом московском шоссе он бывал лишь один раз – вместе с отцом охотились на зайцев в нежилой деревне Колотилово, а точнее, за ней. В запущенных колхозных полях, заросших молодым ивняком, пировали русаки. Они объедали кору с тонких юных ветвей до белой мякоти, так что кусты издалека казались облитыми молоком. Витька вспомнил эти белые кусты и разом успокоился. От Колотилово до Пантелеевки рукой подать: деревни соединяла лесная дорога, по которой мужики возили зимой на тракторах дрова. Когда автобус подъехал к Колотилову, Витька попросил водителя остановиться. Как ни странно, но остановочный павильон здесь сохранился еще с тех незапамятных времен, когда в деревне жили последние люди. Бетон стандартной советской «ракушки» осыпался, плиты платформы поросли травой, но все же павильон выстоял, как последний бастион давно поверженной крепости.

– Ты куда, пацан? – удивился водитель, но автобус остановил. – Тут ни одной живой души!

– Я тут по лесной дороге в Пантелеевку добегу! – поспешно протараторил Витька, которому на мгновение показалось, что его не выпустят из салона.

– Точно добежишь? Дорогу знаешь? – с сомнением переспросил шофер.

– Точно! Я с отцом тут сто раз бывал. Точно дорогу знаю, – соврал Витька и скорее выскочил на обочину. Автобус уехал.

Движение на шоссе сегодня было не очень оживленным, и Витька тут же перебежал через проезжую часть, пользуясь паузой в прерывистом ритме машин. Колотилово темнело в отдалении. Витька узнал здешние места, сориентировался и повеселел: всё же очень просто! Надо выйти за деревню, повернуть налево к лесу, и там прямо от вырубки у края начинается дорога к Пантелеевке.