— И в чем разница между частично вампиром и полноценнымвампиром? — спросила Дана. — Потому что, если и у того и у другого есть клыки иоба пьют кровь, мне непонятно, с чего это вдруг я должна находиться в обществелюбого из них.

Я нерешительно шагнула вперед. Ракель попятилась, и мнепоказалось, что она влепила мне пощечину. Но я все равно двигалась впередмаленькими шажками, с благодарностью ощущая, что Лукас идет следом.

— Разница в том, что я жива, — произнесла я. — Можешьпощупать мой пульс, если тебе нужны доказательства. Давай.

Мне было так страшно протягивать ей руку!

Дана взяла ее с таким видом, словно ничего особенного в этомнет, и прижала пальцы к запястью, а мне ужасно захотелось узнать, поняла ли онапо бешеному биению пульса, насколько я напугана.

Ее взгляд метнулся к Лукасу.

— И давно ты об этом знаешь?

— Примерно с середины учебного года в «Вечной ночи». Иобнаружил это примерно при таких же обстоятельствах, что и вы сейчас. — Лукас,успокаивая, положил руку мне на спину. — И тогда Бьянка рассказала мне все. А японял: не имеет значения, что она за существо, важна ее личность.

Теперь Дана резко взглянула на меня:

— Я вижу, ты держишь его на очень коротком поводке.

Она что, в самом деле шутит со мной? Это слишком хорошо,чтобы быть правдой.

— Не знаю, — ответила я. — Он довольно упрямый. Лукасподтрунивать не стал.

— Дана, скажи, что ты собираешься делать?

— Честное слово, не знаю, — ответила она. Ее широкое лицо, скоторого никогда не сходила улыбка, было теперь исключительно серьезным. — Явам верю, но факт есть факт — вампир в нашей организации, который знает то, чтоизвестно нам; не думаю, что это хорошая идея. Мне плевать, какой она тамвампир, но ей нечего делать в Черном Кресте.

Вот тут я была с ней полностью согласна.

— Мы с Лукасом хотим уйти, — сказала я. — Скоро. Я прекраснознаю, что мне тут не место.

— Время выигрываешь? — Похоже, мои слова Дану не убедили.

Лукас подошел к ней еще ближе.

— Мы уйдем через несколько недель, — пообещал он. — Если тысчитаешь, что не сможешь так долго хранить нашу тайну, скажи прямо сейчас, и мыс Бьянкой уберемся отсюда немедленно. Решать тебе.

— Ты в самом деле готов нас бросить? Бросить наше дело? —Дана выглядела разочарованной — нет, скорее потрясенной. Они с Лукасом былилучшими друзьями почти всю жизнь. Наверное, ей очень тяжело потерять такогодруга, да еще узнать, что он скрывал от нее такой секрет. — Я-то думала, этотвой мир. Я думала, ты предан нам на всю жизнь!

— Все это гораздо сложнее, чем мне казалось раньше. Не всеони зло, Дана. — (Улыбка Лукаса растрогала меня.) — Кроме того, я люблю ее. Аэто значит, что мой выбор сделан.

— Мне нужно подумать.

Дана отошла и начала расхаживать по краю туннеля, точнее, потому небольшому участку, который уже успели расчистить от обломков. С намиосталась только Ракель, до сих пор не проронившая ни единого слова.

— Ракель? — рискнула заговорить я, но ответа не услышала. —Я знаю, что ты сердишься, и не виню тебя. Но если ты обо всем этом подумаешь,как следует подумаешь, ты поймешь, почему я ничего не рассказала, правда?

Она медленно кивнула.

— Ты понимаешь? — Ну хоть что-то. — Ведь ничего не изменилось.

— Все хорошо, — прошептала Ракель.

Я потихоньку начала успокаиваться. То, что я приняла заужас, было, наверное, просто шоком. Может быть, все еще утрясется, если толькоДана согласится.

Лукас взял меня за руку, и я крепко вцепилась в него. Может быть,нам лучше просто развернуться и убежать? Но смогу ли я бежать — ноги у менядрожали, а слабость усилилась.

Дана остановилась.

— Ты сказал, несколько недель? А в чем задержка?

— Эдуардо забрал все мои сбережения, — ответил Лукас. — Стех пор я сумел отложить совсем чуть-чуть.

— Понятно.

— Дана, говори напрямик. — Голос Лукаса прозвучал почтисердито. — Что ты собираешься сказать остальным?

— Ничего.

— Не ври мне!

— Ты же меня слышал. Я не скажу ничего. — Вид у Даны былподавленный, но говорила она искренне. — Пойдемте отсюда.

— Они спросят, почему мы перестали раскапывать, —пробормотала я, не очень веря, что беда в самом деле миновала.

— А мы ответим, что здесь так чертовски жарко, что самСатана может устроить тут себе парилку. Лично мне кажется, что с нас на сегоднявполне достаточно. — Дана направилась к выходу, оглянувшись по дороге. — Ну,пойдемте уже.

Похоже, нам оставалось только одно — идти за ней, и за всюобратную дорогу никто из нас не проронил ни слова.

Сказать, что вечер прошел напряженно, — значит не сказатьничего.

Во время ужина мы с Лукасом сидели рядом, стараясь несмотреть на Дану и Ракель. Мы уже десятый день подряд ели пустой рис, изернышки застревали у меня в горле. Ракель и Дана тоже на нас не смотрели. Ониделали это так старательно, что мне казалось, будто это должны заметить все.

Однако остальные были заняты другими проблемами.

— Впредь Лукас ради собственной безопасности долженпереходить из ячейки в ячейку, — сказала Элиза, ткнув в свою тарелку с рисомпластмассовой вилкой. — Хотя бы до тех пор, пока мы не разберемся с миссисБетани.

«Легче сказать, чем сделать», — подумала я. Лучшие охотникиЧерного Креста в течение последних нескольких месяцев трижды пытались достатьмиссис Бетани, а она убила десяток человек, не получив ни одной царапины.

После смерти Эдуардо Кейт почти ничего не ела. Она простоковыряла рис, проделывая в нем бороздки.

— Ты хочешь мне сказать, что мой сын больше не можетоставаться со мной?

Элиза даже глазом не моргнула.

— Я говорю, что ты должна распустить свою ячейку.

— Мы так давно вместе! — произнесла Дана. Это были ее первыеслова за весь вечер. Мы с Лукасом вздрогнули. — Почти всю мою жизнь, да иЛукаса тоже.

— Состав ячейки давным-давно должен был стать болееподвижным, — сказала Элиза.— И ты это знаешь.

— Да, — ответила Кейт. — Знаю. — И уронила вилку на тарелку.

Мышцы на плечах Лукаса напряглись. Пусть его жизнь былатяжелой, пусть ею правил фанатизм, который Лукас сумел преодолеть, но этаячейка Черного Креста была его семьей. Я понимала, каким потерянным он себясейчас чувствовал, каким одиноким. Иногда, несмотря ни на что, я скучала поакадемии «Вечная ночь», где, по крайней мере, мне было тепло и уютно, где быловдоволь вкусной еды и где обо мне заботились родители.