убеждался. Да… нужно как следует подумать, что делать дальше. Если она не согласится на близкие отношения, я вынужден буду прекратить наше общение, пока это возможно без скандальных последствий. Впрочем, есть одно «но» — ей известна тайна открытого мной мира. Правда, поверить в это очень даже непросто.

Я снова накрыл свою спутницу, чтобы защитить от насекомых.

Тем временем птица, с которой я не сводил глаз, закончила трапезу и, взмахнув могучими крыльями, поднялась в воздух, оставив на песке расклеванного краба, вернее, то, что от него осталось. На него тут же жадно набросились неприхотливые мухи, ящерицы, черепахи и прочие любители падали. Сделав над нами круг, птица несколько раз издала пронзительный звук, похожий на милицейский «сверчок», и на широко раскинутых крыльях поплыла в сторону лагуны. Было удивительно, что такая огромная и грозная птица издает столь высокие переливчатые трели и грациозно парит в воздухе.

Мария Юрьевна вздрогнула во сне и, рефлекторно смахнув со щеки муху, неожиданно подхватилась. Сидя на подстилке, она спросонок терла глаза и тревожно озиралась по сторонам. Придя, наконец, в себя, она в испуге спросила:

— Что случилось? Почему свистела милиция?

Я улыбнулся.

— Да здесь и духу нет никакой милиции. Это вон та птица, что летит вдоль берега, кричала как милицейский свисток, когда пролетала над нашими головами.

Она посмотрела вслед удаляющейся птице.

— Вот это птичка! С меня ростом, наверное.

— Да нет, чуточку поменьше, — успокоил я ее.

Она промокнула простыней выступивший на лице пот.

— Ну и жарища! А который час?

Я вынул из кармашка рюкзака часы и посмотрел на циферблат.

— В Елизарово пять минут одиннадцатого утра.

— Вот это да! — всполошилась она. — Мне же в десять должны были звонить, а меня дома нет. Как я теперь оправдаюсь?

— Да успокойтесь Вы, Мария Юрьевна. Вы же не напроказившая школьница, в конце концов, и не на службу Вам, — попытался я ее успокоить. — Скажете, что так обстоятельства сложились — вот и все.

— Понимаете, это серьезно и строго.

— Вас контролирует ревнивый мужчина? — неудачно пошутил я.

Она с досадой махнула рукой.

— Да нет у меня никакого мужчины!

— Тогда кто вправе требовать от Вас каких-либо оправданий?

Она внезапно изменила тему разговора.

— Ужасно пить хочется… У нас вода есть еще?

Я достал баклажку с остатками воды и протянул ей. Сидя на подстилке, она жадно глотала теплую, отдающую синтетикой воду, а я любовался женственными линиями ее тела, еще не утратившего привлекательности.

— Ой, я почти все выпила… — спохватилась она.

— Вот и отлично. Спокойно допивайте до конца.

— А как же вы?

— Обо мне не беспокойтесь. Во-первых, я только что попил. Как раз перед Вашим пробуждением. А во-вторых, сейчас мы окунемся в море, и я отведу Вас к холодной и вкусной воде, — пообещал я и протянул ей кроссовки.

— Зачем они мне? — искренне удивилась она. — Мы же в море идем.

— Обувайтесь. Песок сейчас очень горячий. Как в пустыне Сахара, а то и того более. Пока мы дойдем до воды, Вы ноги до пузырей обожжете.

Оставив обувь у кромки мокрого песка, мы пошли к отступившей полосе прибоя босиком по разогретому на солнце тонкому слою осклизлого ила, подернутого светло-зеленой тиной. Ил шевелился от копошащегося в нем великого множества мелких крабов, многоножек и прочей живности. Море было теплым и на удивление спокойным.

Поплавав с полчаса, мы вернулись к лагерю. Я бросил ружье на подстилку и перетащил ее в сместившуюся тень. Мария Юрьевна остановилась на солнцепеке, подставляя спину горячим лучам.

— Оденьтесь, обгорите ведь.

— Да я ненадолго. Только отогреюсь немножко, — оправдывалась она.

Я протянул ей штормовку.

— Наденьте. Вы уже и так покраснели, как рак. Собирайтесь. Пойдем к холодной пресной воде.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. Это в другой раз. А сейчас пойдемте домой. Я очень волнуюсь, что там без меня творится.

— Куда Вам спешить? Вам же не на службу. Вы, к тому же, говорили, что живете совсем одна.

Несколько минут Мария Юрьевна сидела молча. Потом сказала:

— Ну, знаете… Может, например, позвонить сын.

Она достала из косметички мобильный телефон, нажала кнопку вызова и приложила к уху. Я отвел ее руку и ткнул пальцем в экран мобильника.

— Видите — сигнал базовой станции отсутствует. Так что звонить бесполезно.

— Интересно, почему? Сейчас ведь откуда угодно позвонить можно.

— А отсюда нельзя. И неизвестно, будет ли это вообще когда-нибудь возможно.

— Опять загадка.

Я предпочел промолчать, хотя понимал, что это немного нетактично.

— Тогда тем более нужно идти домой, — сказала она без намека на сомнение. — Только… перекусить бы чего-нибудь.

— К сожалению, у нас все съедено и выпито. Если бы мы пошли к пресной воде, — я указал в сторону лагуны, — я бы Вас накормил через полчаса после прихода. Там, в просторной пещере, у меня есть походная газовая печка, кое-какая посуда, инструменты. Ну, там… еще кое-что. Предлагаю сейчас же туда отправиться.

— Нет-нет! — запротестовала она. — Как-нибудь потом. Мне нужно домой. Вы говорили, что я могу уйти, когда захочу. Помните?

— Конечно. Вы в любое время вправе это сделать.

— Тогда собираемся. Пожалуйста, отведите меня домой — сказала она тоном, не терпящим возражений. И после небольшой паузы, улыбнувшись, добавила: — Ничего не поделаешь — придется возвращаться натощак.

XVI

Мы с Марией Юрьевной общались от случая к случаю. Так уж повелось с самого начала. Как правило, после каждого контакта ее телефон не отвечал по несколько дней кряду. Номера своей мобилки она мне почему-то не давала. То ли случайно, то ли намеренно — до сих пор не пойму. Обещала, но всякий раз в силу каких-либо причин это обещание не выполнялось. По ее словам, на память она его не помнила, а позвонить с него на мой мобильный как-то не получалось. То в ее мобильнике аккумулятор разрядился, то за разговорами просто забывала продиктовать его из записной книжки, то возникало еще что-нибудь непредвиденное. После некоторой паузы в общении она, как правило, вдруг объявлялась — могла запросто позвонить на мой домашний по собственной инициативе и, как ни в чем не бывало, весело болтать минут сорок кряду просто так, ни о чем.

Так же и в этот раз. Вернувшись с нашей вылазки к морю, она исчезла до кануна Нового года. Я неоднократно звонил ей, в дозволенное время, разумеется. Но к телефону никто не подходил. И только тридцать первого декабря она ответила. Ее голос звучал задорно, по-праздничному. Она терпеливо выслушала мое новогоднее поздравление с наилучшими пожеланиями, с радостью ответила взаимным приветствием, доброжелательно поддержала разговор и