Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я прознал, что на днях всем отрядом пойдем в поход с ночевкой! Надо будет нашуршать где-нибудь пару чекушек! – с подобными предложениями регулярно выступал Митя, с которым я тогда жил в одной комнате.
В любом обществе, а особенно в таком, как пионерлагерь, должен быть крутой парень. Митя был им. По Мите сохли девчонки, особенно белокурая наивная восьмиклассница Наташа. Она совершенно не старалась скрывать своих ярких чувств.
После отбоя в темноте Митя рассуждал о том, что эту Наташу нужно будет трахнуть. Мол, какой еще к этой простушке может быть интерес. Я тогда заспорил с ним, но он был из тех, кого не интересует обстоятельный разговор, а все измеряется категорией «круто – не круто».
Через несколько дней наш отряд действительно отправился в поход. Я играл на гитаре у костра орлятские песни. Особенно все подпевали песне Юрия Визбора «Просто нечего нам больше терять…», или, как ее еще называют, – «Перевал». Пока мы пели, Митя с парой дружков удалились распить добытые-таки в соседней деревне чекушки. Вскоре они присоединились к основной компании, и Митя незамедлительно приступил к осуществлению своего второго плана и подозвал к себе Наташу.
Радости девушки не было границ, когда он сначала ее приобнял, а потом поцеловал в щеку. Я подозвал его:
– Мить, ну че ты делаешь, Наташку не жалко?
– Ты че, меня за этим позвал? Святой, что ли, нашелся? Не пьешь и девок защищаешь? Нафига ты тогда вообще приехал в лагерь?
В этот момент от костра донесся Наташин голос: «Мить, ну ты где?!» Митя вернулся к ней.
Могу безошибочно предполагать, что случилось через полчаса в палатке, прежде чем Наташа вся в слезах выбежала из нее. Растрепанная, она пробежала мимо меня в сторону деревьев, за которыми шумела вода.
– Вот же дура попалась! – крикнул ей вслед из палатки Митя.
Я побежал за ней. Нашел я ее метров через триста на обрыве, за которым, заглушая ее рыдания, шумела река.
Я аккуратно начал подходить к ней, но она грубо послала меня, сказав, что будет прыгать. Я видел, что она не соображает. Ее полностью захватили молодые, необузданные эмоции, и она не справлялась с ними. Она и вправду собиралась прыгать.
– Митя тебя там ищет… – соврал я.
– Что?
– Я говорю, Митя тебя бегает ищет! Мы разделились!
– Ты мне врешь!
– Зачем мне тебе врать? Делать мне больше нечего, бегать с этим пьяным искать его сумасшедшую девушку.
– Я не его девушка! Ему только… – Наташа зарыдала с новой силой.
– Так, может, вам поговорить надо?
В процессе этого разговора я приближался к ней, а потом резко схватил за руку. Да так крепко, что казалось, ее тоненькая кость вот-вот треснет.
После я отвел ее на безопасное расстояние и, еще долго не отпуская, говорил с ней, пока она не выплакала все и банально не устала.
Но в тот момент, когда я стоял на обрыве рядом с ней, она пыталась вырваться, а я крепко держал, я понимал, что в моей руке ее судьба…
– …В наших руках, в твоих, Леша, руках, судьба нашей страны! – вернул меня из воспоминаний Никифоров.
Я тряхнул головой, избавившись от воспоминаний, и наполнил граненки новой порцией. Спустя полчаса мои гости уехали.
Я, слегка опьянев, ходил по дорожкам санатория, ни о чем не думая. Вечера стояли теплые, но комаров и мошкары не было. В десять часов вечера я лег спать.
Вечером следующего дня, перед самой выпиской из санатория, Минин привез ко мне седовласого доктора, ответственного за мои инъекции в рамках методики консервации памяти. Он сделал мне очередной укол в задницу. Пообщавшись несколько минут, мы расстались. Тогда я и представить не мог, сколь долгим будет это расставание…
«Когда я пускаю в ход что-либо обманное, я даю знать об этом своим шпионам, а они передают это противнику. Такие шпионы будут шпионами смерти. Шпионы жизни – это те, кто возвращается с донесением».
Время: 2007 год
Место: Москва
С Катей мы договорились встретиться в кафе. Мы долго не могли начать разговор. Тишину то и дело нарушало противное жужжание кофемашины.
– Как ты? – наконец сказал я.
Катя пожала плечами. У нее зазвонил телефон. Она ответила:
– Да. Я скоро освобожусь…
От этого «скоро» у меня кольнуло сердце. Значит, она уже все для себя решила.
– Хорошо, договорились… – Катя положила трубку.
– Тебя кто-то ждет?
– Ну, не только же мне кого-то ждать, – без претензии в голосе заметила Катя.
– У тебя кто-то есть? – осмелился спросить я.
– Можно и так сказать.
– Давно, серьезно?
– Леш, я обычная девушка. Я хочу свадьбу, детей, семью, кошку, цветочки на окне… – Катя решила таким образом ответить на мой вопрос. – А у тебя кто-то есть?
Я утвердительно кивнул.
– Русская?
– Китаянка.
Катя сделала безразличное, но удивленное лицо.
– А ты писал, что не бывает красивых китаянок.
Теперь я скорчил выражение – мол, сам удивлен.
Я шел по улице в сторону любимого бара. От этой короткой встречи у меня было гадко на душе. Я никогда не верил в ложь во благо. И все же сделал именно так.
У меня не было запрета на создание семьи. Но я не мог подвергнуть ее опасности. Я решил не рисковать ее судьбой и искренне надеялся, что у нее все хорошо.
* * *
Из погружения в личные переживания меня вытащило назначение срочной встречи у генерала.
Мы сидели в кабинете Никифорова за столом для совещаний. Только что он вручил мне капитанские погоны, еще раз поздравив. Я, повертев их в руках, вернул ему. Выносить из здания ГРУ такие вещи мне было запрещено. Минин напряженно доставал из портфеля какие-то документы, внимательно раскладывая их на столе в порядке, ведомом только ему. Генерал, спрятав в сейф мои регалии, что-то писал за столом. Все были напряжены. От того настроения на шашлыках не осталось и следа.
– Алексей, помнишь аварию 2005 года, под Цзилинем? – спросил Никифоров, глядя на меня.
– Конечно, помню. Тогда в Амур попало сто тонн бензола.
– После того случая мы тщательно проверили экосистему Амура.
– Вот некоторые выдержки из отчетов ученых, – вступил в разговор полковник Минин, протягивая мне листы.
– В самом низу, читай вслух, – приказал Минин.
Я взял листы и стал негромко читать: