– Я ж разведчик, мне так положено, – сказал я абсолютно серьезно и звучно открыл зажигалкой бутылку пива. Харбинец рассмеялся так громко, что его тело стало подпрыгивать еще сильнее и чаще, чем когда он икал. Когда пил, он икал не переставая.

– Если ты шпион, то я Яо Мин, – сказал китаец, сравнив себя с известнейшим китайским спортсменом. – Не смеши так, а то меня растрясет, – пожаловался моряк.

Вряд ли его могло растрясти. На Хайнане мы вместе с ним и другими военными моряками, выходившими патрулировать береговую линию, пили не раз прямо на сторожевом корабле. Он, впрочем, как и все моряки, был устойчив к любой качке.

– Ладно, если не повторяешься, рассказывай, – как бы безразлично разрешил я китайцу, протягивая очередную холодную бутылку пива.

– Я слышал, что по всем военным округам страны стали искать солдат, свободно владеющих русским языком, для их дальнейшей подготовки, – ошарашил меня китаец и выпил протянутую мною бутылку залпом.

– Подготовке к чему?

– Я точно не знаю, нам командующий поручил дополнительно закупить разного военного барахла, по пятьдесят комплектов каждого вида, и отправить в наши тренировочные лагеря под Гуанчжоу. Наверное, для этих самых диверсантов.

– Почему диверсантов?

– Ну а кого еще из них делать? Сам подумай! Хотя ты не военный, тебе, думай не думай, не понять.

– А почему именно свободно владеющих русским? – спросил я, внимательно слушая офицера.

– Почему-почему? Я пойду ссать, а ты открой мне еще пива, – сказал Харбинец и, не ответив на мой вопрос, шатаясь направился в туалет.

Фигня какая-то, подумал я про его рассказ, но решил все же разузнать, что еще ему известно. Он вернулся минут через двадцать.

– Ну ты и ссышь, наверное, как те спецназовцы, свободно владеющие русским? – Я шутливо вернул моряка к нашему разговору. – Давай выпьем, вот тебе пиво? – Я протянул ему очередную бутылку.

– А знаешь, что самое интересное во всей этой истории? – продолжил он.

– Нет. Что?

– К нам в часть со всей страны съезжаются самые крутые инструкторы, бывшие диверсанты, – сказал китаец и многозначительно посмотрел на меня.

– Это тоже слухи? – скорчив презрительную гримасу, поинтересовался я.

– Я лично видел несколько человек! – возмутился китаец.

– А они разве не засекречены? – спросил я, понимая, что имена спецов экстра-класса не вывешивают на всех столбах в воинских частях.

– А разве я не зам начальника материальной части базы? Кто их всем обеспечивает? Не с собой же они все привозят?! – После этих слов Харбинец вскочил, выхватив микрофон у какой-то молодухи, и стал орать свою любимую песню «Родина, мы твои верные сыны». Пьяные в дугу морские офицеры стали ему подпевать. Тексты патриотических песен китайские военные знали наизусть. В три часа ночи, вдрызг пьяные, мы стали расходиться.

Информация, полученная от Харбинца, для меня была не слухом, а непроверенным моментом, о котором я доложил в Центр, сопроводив пояснением, где, когда и при каких обстоятельствах мне стало это известно. Недооценивать подобные обрывки информации нельзя. В Центре проверят что к чему. Возможно, подобные сигналы поступят и из других военных округов. Дыма без огня не бывает. Любой, даже невероятный слух из уст военного офицера вражеской армии должен быть передан в Центр максимально оперативно и точно…

Такие встречи, как эта, у нас с Харбинцем стали регулярными. Мы выпивали, я часто платил, все были довольны.

Время: 2011 год

Место: неизвестно

После очередных испытаний меня вновь забросили в камеру. Я практически перестал чувствовать боль, видимо, потому, что она была распределена уже по всем участкам тела. Чтобы хоть как-то облегчить ощущения, я старался не двигаться. И главное – аккуратно дышать, чтобы легкие не задевали поломанные куски ребер.

– А… это ты. Ну хоть вместе сгнием…

Вместе со мной в камере уже примерно вторые сутки на бетонном холодном полу лежало скрюченное, полностью голое тело. И вот вдруг оно издало звук.

Я поднял глаза, но опухоль всего лица не позволила бы мне разглядеть даже огромный предмет. Но было и не нужно, по голосу я понял, что это тело – Харбинец.

– Ну, здравствуй. Вот оно как бывает. Давно тут? – спросил я.

– С того самого дня. – Он злобно прохрипел.

– Давно…

– А ты еще повидал свободу, да, Дахай?

Я не стал ему отвечать.

Он, тяжело дыша, продолжил:

– Но свобода не для таких, как ты. Хотел бы я тебя кинуть к моим любимым питомцам.

– Здесь у вас работают животные пострашнее, – заметил я.

– Ты про крыс?

– Про людей.

Харбинец простонал, очевидно, от боли. Но его злость только нарастала:

– Я бы сам сожрал твое вонючее мясо.

– Так чего же ты, а? – не видя ни одного фрагмента помещения, я рявкнул в ответ.

– Я мешок со сломанными костями. У меня позвонок торчит, если не ошибаюсь.

В камеру кто-то вошел. Как я ни напрягался – я ничего не видел.

– Добей меня, – приказным тоном сказал вошедшему Харбинец.

– Нет, мы приведем тебя в порядок. Тебя хотят показать стране.

– Не получится, – прошипел Харбинец.

Он начал истошно орать. Я подозреваю, что он хотел умертвить себя болевым шоком или открыть кровотечение. Вошедший приказал другим связать его и вытащить из камеры.

Время: 2007 год, октябрь

Место: Москва

– …и куриный KFC, и говяжий McDonalds держит один масон! – говорил один китаец другому. – Посуди сам: меню почти одинаковое, цены тоже, условия работы идентичные.

– Только в одном продают колу, а в другом пепси, – парировал его собеседник.

– Правильно! Потому что и колу, и пепси тоже держит один масон. Может, даже тот же самый, что держит и эти два фастфуда.

– Как тебе такое в голову пришло?

– А что? Назови мне хоть один пример, чтобы компании, работающие в одном сегменте сто лет, так заботливо обходились друг с другом?

– А в чем ты усмотрел заботу?

– Да хотя бы в том, что они до сих пор не сожрали друг друга, не уничтожили! – доказывал свою позицию молодой китаец. – Например, кризис с говядиной наступил, народ пошел есть курятину. А птичий грипп нахлынул, все пошли есть говядину. Разве не гениально?