– В рыбе были обнаружены: гексахлорбензол, трихлорметафос-3, кельтан, хлоргексадекан, бипиридил, хлортолуол, хлороктадекадиен, гексахлорэтан, фенол, крезол, бензафуран, бензафуранон, камфора, борнилдихлорфосфин, улеводороды нефти. Из токсичных металлов: медь, свинец, цинк, кадмий, мышьяк, олово, ртуть. В некоторых породах рыб были обнаружены радионуклиды Телур-232, Кобальт-40, Стронций-90, Цезий-137, Радий-226… В скобках возле каждого вещества была указана процентовка. У одних видов рыб вследствие мутаций отсутствовали глаза, у других тела были покрыты язвами.

– Мы такими темпами скоро всю таблицу Менделеева получим в Амуре, – резюмировал я прочитанное. – И ведь это только в рыбе, что ж там с водой-то происходит?

– С водой что происходит? Диверсия там происходит, ползущая китайская экспансия, – зло сказал генерал.

– Ее ведь даже пить нельзя, это я вам как химик говорю, – пояснил я.

– Какой пить? Капитан, ты о чем? В ней купаться нельзя! Она за версту воняет резиной, – раздраженно продолжал Никифоров.

– Самое главное, что китайцы после аварий долго не сообщают нам об этом. Самим приходится все выяснять, – посетовал генерал. – Это настоящий гидротерроризм. Есть информация, что китайцы сознательно устраивают химические диверсии против нашего населения на Дальнем Востоке.

Я внимательно слушал офицеров.

– У нас есть факты, – произнес Минин, начиная перебирать разложенные на столе документы.

– Постойте, Сунгари течет по китайской территории полторы тысячи километров. Загрязняя реку, они травят прежде всего себя, свое население. А на тех территориях проживает семьдесят миллионов китайцев! Шутка ли?! Пол-России! – эмоционально произнес я.

– Верно, и, вобрав в себя все сбросы прибрежных городов и заводов за эти полторы тысячи километров, Сунгари, – генерал сделал неправильное ударение на последний слог, – впадает в наш Амур. Можешь представить, что она приносит? Ниже устья Сунгари качество амурской воды резко снижается. В 2005 году вода в этой части Амура по гидрохимическим показателям была отнесена к IV классу.

– Загрязненная, – пояснил Минин.

– Тогда как годом раньше ей присваивали III класс, – продолжал генерал.

– Умеренно загрязненная, – снова пояснил Минин.

– И? – задал я вопрос, желая услышать продолжение.

– Вообще-то история вокруг того взрыва темная, – продолжая перебирать документы, пояснил Минин.

– Что именно? – поинтересовался я.

– Да хотя бы взять смерть вице-мэра Цзилиня, Ван Вэя, слышал про такого? – задал вопрос Минин, рассматривая какой-то документ.

– Да, слышал, он был ответственным за ликвидацию последствий взрыва на том заводе и за эвакуацию жителей.

– Вот именно.

– Я слышал, по неофициальной информации, он был найден мертвым в собственной квартире, – самоубийство.

– Да, но произошло это самое самоубийство после того, как 43-летний чиновник объявил о пресс-конференции, на которой собирался рассказать об истинных причинах взрыва, – пересказывал содержимое документа Минин.

Все сидящие в кабинете понимали, что такое совпадение не может не вызывать вопросов.

– Ему стало известно больше, чем в то время писали в СМИ, и он готов был об этом открыто рассказать? – предположил я.

– Не мне тебе объяснять, что в стране, где все знать полагается только агентству «Синьхуа», в котором каждый второй журналист в погонах, любое желание говорить смертельно опасно, – высказался Минин.

Наш разговор был похож на изорванный лоскут. И хотя Минин с Никифоровым говорили по очереди, целостности разговору это не придавало. Минин это уловил.

– Хотите чаю? – вдруг предложил генерал. Пить чай в контексте разговора никому не захотелось.

Минин продолжил:

– Наша харбинская резидентура сообщала следующее. Сразу после взрыва в Харбине отключили подачу питьевой воды. В качестве причины назвали капитальную плановую проверку городской системы водоснабжения. Началась паника. Сила взрывной волны была такой мощности, что в радиусе двух километров от предприятия во всех строениях были выбиты оконные стекла. Над Цзилинем, с населением полтора миллиона человек, зависло гигантское облако едкого дыма, которое было видно за 10 километров. Были эвакуированы десять тысяч жителей, включая студентов двух вузов. Концентрация бензола в реке превысила допустимую в 108 раз. На следующий день в школах массово провели уроки вроде ОБЖ. Все больницы города были приведены в состояние повышенной готовности, ожидая массы пациентов с токсичными отравлениями.

– Про батареи расскажи, – вставил Никифоров.

– Да-да, как раз подошел, – среагировал Минин, – водопровод отключили, а центральное отопление нет. Не хотели, наверное, город морозить. Но из-за паники с водой китайцы стали сливать воду прямо из батарей и пить. С диагнозом «отравление» были госпитализированы несколько сотен китайцев.

– Пить воду из батарей – это что-то новенькое, – удивился я. – А когда они нам сообщили о случившемся?

– Официально по линии МИД – 21 ноября, но мы узнали об этом практически сразу. Наш спутник-шпион зафиксировал взрыв.

– Почему китайцы не сообщили нам о взрыве сразу? – поинтересовался я.

– В 2006 году, 20 августа, после взрыва на химическом заводе, когда в Сунгари попал анилин, они тоже сообщили нам далеко не сразу. В апреле 2007 года утаили утечку хлора из одной из цистерн водонапорной станции.

– Получается, каждый год мы получаем от них такие «подарки».

– Именно, – подтвердил Минин.

– Так, с месяц назад в Хэйлунцзяне тоже случилась авария, – вспомнил я.

– Да, на химзаводе при утилизации рванул газовый баллон и произошла утечка боевого газа фосгена. Погибло десять человек, – пояснил Минин.

– Это тот удушающий газ, что немцы в Первую мировую использовали? – поинтересовался я на всякий случай, хотя знал ответ наверняка.

– Он самый.

– Все эти случайности мне очень не нравятся, – вступил в разговор генерал Никифоров, протяжно произнеся слово «очень».

– Руководство нашей страны не раз выходило на китайцев с предложением создания механизма по «Охране окружающей среды и природопользованию», – зачитал Минин по бумажке название документа. – И каждый раз никакой обратной реакции мы не получали, понимаешь, к чему я? – Минин поднял на меня взгляд.

– Если все эти загрязнения – звенья одной цепи, то важно понять, кто за этим стоит, – предположил я.

– Верно мыслишь, – подбодрил меня полковник.

– Ты слышал о проекте «Вторая вода»? – спросил Никифоров.

– Нет, – признался я.

Минин взял со стола несколько листов и стал пересказывать своими словами содержимое документов: