– Послушай…

– Нет. Послушай ты. Говоришь, когда-то она была стобой? Как знать, может, не я, а ты был всего лишь ее мимолетным увлечением,капризом, игрой эмоций, столь типичной для нее? Я даже не исключаю, Истредд,что она воспринимала тебя всего лишь как инструмент. Этого, господин чародей,нельзя исключить только на основании разговора. В таких случаях, сдается мне,инструмент бывает существеннее болтовни.

Истредд даже не дрогнул. Геральта удивило его самообладание.Тем не менее затянувшееся молчание, похоже, свидетельствовало о том, что ударпопал в цель.

– Играешь словами, – сказал наконецчародей. – Упиваешься ими. Словами хочешь заменить нормальные,человеческие ощущения, которых у тебя нет. Твои слова не выражают чувств, этолишь звуки, такие же издает этот вот череп, стоит по нему постучать. Ибо ты также пуст, как и он. Ты не имеешь права…

– Прекрати, – резко прервал Геральт. Может быть,даже слишком резко. – Прекрати упорно отказывать мне в правах, с менядостаточно, слышишь? Я сказал: наши права равны. Нет, черт возьми, мои –больше.

– Серьезно? – Чародей немного побледнел, доставивтем Геральту невыразимое удовольствие. – Это почему же?

Ведьмак на секунду задумался и решил добить его.

– А потому, – выпалил он, – что вчера ночьюона была со мной, а не с тобой.

Истредд пододвинул череп поближе, погладил. Рука, когорчению Геральта, даже не дрогнула.

– По-твоему, это дает какие-то права?

– Только одно: право делать выводы.

– Та-а-ак, – протянул чародей. – Прекрасно.Ну что ж. Со мной она была сегодня утром. Сделай вывод, имеешь право. Я ужесделал.

Молчание длилось долго. Геральт отчаянно искал слова. И ненашел. Ни одного.

– Пустая болтовня, – сказал он наконец, вставая,злой на себя, потому что прозвучало это грубо и глупо. – Ухожу.

– Иди к черту, – так же грубо бросил Истредд, неглядя на него.

Когда она вошла, он в одежде лежал на кровати, подложив рукипод голову. И притворялся, будто глядит в потолок, хотя глядел на нее.

Йеннифэр медленно прикрыла за собой дверь. Она былапрекрасна.

«Какая же она красивая, – подумал он. – Все в нейпрекрасно. И опасно. Ее цвета, контраст черного и белого. Прелесть и угроза. Ееиссиня-черные волосы, натуральные локоны. Скулы, четкие, обозначенныеморщинкой, которую улыбка – если она сочтет нужным улыбнуться – образует окологуб, чудесно узких и бледных под помадой. Ее брови, чудесно неправильные, когдаона смывает уголек, которым подчеркивает их днем. Ее нос, чудесно длинноватый.Ее маленькие руки, чудесно нервные, беспокойные и ловкие. Талия, тонкая игибкая, подчеркнутая чрезмерно стянутым пояском. Стройные ноги, придающие вовремя движения красивые очертания черной юбке. Она прекрасна».

Йеннифэр молчала. Села за стол, положила подбородок насплетенные пальцы.

– Ну хорошо, начнем. Наше затянувшееся драматическоемолчание слишком банально, на мой вкус. Давай покончим с этим. Вставай и нетаращись на потолок с обиженной миной на физиономии. Ситуация достаточноглупая, и нет нужды делать ее еще глупее. Вставай, говорю.

Он послушно встал, сел верхом на стул напротив. Она неизбегала его взгляда. Можно было ожидать.

– Повторяю, давай покончим с этим по-быстрому. Чтобы неставить тебя в неловкое положение, я отвечу сразу на все вопросы, их не надодаже задавать. Да, правда, отправляясь с тобой в Аэдд Гинваэль, я ехала кИстредду и знала, что, встретившись, пойду с ним в постель. Я не думала, чтоэто выйдет наружу, а вы станете похваляться друг перед другом. Знаю, что тысейчас чувствуешь, и мне это неприятно, но виновной я себя не считаю.

Он молчал.

Йеннифэр тряхнула головой, ее блестящие черные локоныкаскадом упали на плечи.

– Геральт, скажи что-нибудь.

– Он… – Геральт кашлянул. – Он называет тебяЙенна.

– Да, – она не опустила глаз. – А я его –Валь. Это его имя. Истредд – прозвище. Я знаю его долгие годы. Он очень близокмне. Не смотри на меня так. Ты мне тоже близок. В этом вся проблема.

– Ты думаешь, принять ли его предложение?

– Понимаешь, думаю. Я сказала – мы знакомы много лет.Много… лет. Меня с ним объединяют увлечения, цели, стремления. Мы понимаем другдруга без слов. Он может дать мне опору, а кто знает, не придет ли день, когдаопора мне потребуется. А прежде всего… Он… он меня любит. Так я думаю.

– Я не буду тебе препятствием, Йен.

– Препятствием? Неужели ты ничего не понимаешь, глупец?Если бы ты стал мне препятствовать, если б просто помешал, я мгновенноотделалась бы от такого препятствия, телепортировала бы тебя на конецполуострова Бремервоорд либо смерчем перенесла в страну Ханна. С минимальнымиусилиями вплавила бы тебя в глыбу кварца и поставила в саду на клумбе спионами. Я могла бы так очистить твой мозг, что ты забыл бы, кем я была и какменя звали. При условии, что хотела бы. Потому что я просто могла бы сказать:«Было очень приятно, пока!» Могла бы втихую уйти, как ты это сделал однажды,сбежав из моего дома в Венгерберге.

– Не кричи, Йен, не нападай. И не вытаскивай на светисторию с Венгербергом, мы же поклялись не возвращаться к ней. Я не в обиде натебя, Йен, я же тебя не укоряю. Знаю, что к тебе нельзя приложить обычныемерки. Ну а то, что мне грустно… Убивает сознание, что я тебя теряю… Ну так этоклеточная память. Атавистические остатки чувств мутанта, очищенного от эмоций.

– Не терплю, когда ты так говоришь! – вспыхнулаона. – Не терплю, когда ты произносишь это слово. Никогда больше непроизноси его при мне. Никогда!

– Разве это меняет факт?! Я – мутант.

– Нет никакого факта. Не произноси при мне этого слова.

Черная пустельга, сидевшая на рогах оленя, взмахнулакрыльями, заскрежетала когтями. Геральт взглянул на птицу, на ее желтыйнеподвижный глаз. Йеннифэр снова оперлась подбородком о сплетенные пальцы.

– Йен…

– Слушаю.

– Ты обещала ответить на вопросы. На вопросы, которые ядаже не должен задавать. Остался один, самый важный. Тот, который я никогдатебе не задавал. Который боялся задавать. Ответь на него.

– Не смогу, Геральт, – жестко сказала она.

– Не верю. Я слишком хорошо тебя знаю.

– Нельзя хорошо знать чародейку.