– Должен. Там был только один риггер. Правда, он могуспеть расплодиться. Риггеры обоеполые, как улитки.

– Что еще за сказки? – Гербольт искоса глянул нанего. – Для размножения нужны двое, то бишь самец и самка.

Или риггеры плодятся, словно блохи или мыши из гнилой соломыв матраце? Каждый дурак знает, что нет мышей и мышиц, все они одинаковые ивыводятся сами из себя и из гнилой соломы.

– А улитки вылупляются из мокрых листьев, –вставил секретарь Перегрибок, все еще занятый складыванием монет в столбики.

– Каждый это знает, – согласился Геральт,дружелюбно улыбаясь. – Нет улитов и улитиц. Есть только листья. А ктодумает иначе, тот ошибается.

– Довольно, – обрезал войт, подозрительно глянувна него. – Хватит трепаться о червях. Я спросил, не может ли у нас насвалке снова что-нибудь вылупиться, и будь добр ответить. Ясно и кратко.

– Примерно через месяц надо бы проверить, лучше всего ссобаками. Маленькие риггеры не безопасны.

– А ты бы не мог взять это на себя, ведьмак?Относительно оплаты договоримся.

– Нет. – Геральт взял деньги из рукПерегрибка. – Я не намерен торчать в вашем прелестном городе даже неделю,не то что месяц.

– Интересные ты вещи говоришь. – Гербольт кривоусмехнулся, глядя ему прямо в глаза. – Воистину интересные. Потому как, ядумаю, ты пробудешь здесь дольше.

– Плохо думаете, войт.

– Неужто? Ты приехал с черной ворожейкой, как там ее,забыл… Гунивер вроде бы. «Под Осетром» остановился. Говорят, в одном с нейномере.

– А что?

– А то, что она, всякий раз как заворачивает в АэддГинваэль, так быстро не выезжает. А бывать-то она у нас уже бывала.

Перегрибок улыбнулся широко, щербато и многозначительно.Гербольт по-прежнему глядел в глаза Геральту. Без улыбки. Геральт усмехнулся.Как только мог наипаскуднейше.

– Вообще-то я ничего не знаю. – Войт отвел глаза ипокрутил каблуком землю. – И мне до этого столько же дела, как до дерьмасобачьего. Но чародей Истредд, запомни, у нас – особа важная. Незаменимая длягорода, я бы сказал, бесценная. Люди его уважают. Местные, да и неместные тоже.Мы в его чародейства носа не суем, да и в личные и всякие прочие дела тоже.

– Может, оно и верно, – согласился ведьмак. –А где он живет, позвольте узнать?

– Не знаешь? Вон видишь дом? Вон тот, белый высокий,что торчит промеж складом и цейхгаузом, словно, чтобы долго не думать, свечка вжопе. Но сейчас ты его там не застанешь. Истредд недавно недалеко от южноговала что-то выкопал в земле и теперь роет кругом, точно крот. И людей у менясогнал на эти раскопки. Пошел я, спрашиваю вежливо: чего, мол, мэтр, копаешьсяв яме, словно дитя малое, люди ж смеяться начинают. Что там в той земле есть? Аон поглядел на меня, как на голяка какого, и говорит: «История человечества.Ответы на вопросы. На вопросы, что было, и на вопросы, что будет». Хрен, чтотам было, я ему: целина, кусты и упыри, пока города не построили. А что будет,зависит от того, кого в Рикверелине наместником поставят, опять какого-нибудьполуэльфа паршивого. А в земле нет никакой истории, ничего там нет, разве чточервяки, если кому для рыбалки надо. Думаешь, он послушался? Куда там! Копаетдальше. Так что, ежели хочешь с ним увидеться, иди к южному валу.

– Э, милсдарь войт, – фыркнул Перегрибок, –сейчас-то он дома. Сейчас ему не до раскопок, сейчас, когда…

Гербольт грозно зыркнул на него. Перегрибок скуксился изакашлялся, переступая ногами. Ведьмак, по-прежнему скверно улыбаясь, скрестилруки на груди.

– Да, хм, хм, – откашлялся войт. – Как знать,может, и верно, Истредд сейчас дома. В общем, мне-то какое дело?

– Будьте здоровы, войт, – сказал Геральт, непотрудившись даже сделать вид, будто кланяется. – Желаю успешно закончитьдень.

Он подошел к Цикаде, вышедшему, бренча оружием, навстречу.Молча протянул руку за своим мечом, который Цикада держал на сгибе локтя.Цикада отступил.

– Торопишься, ведьмак?

– Тороплюсь.

– Осмотрел я твой меч.

Геральт окинул его взглядом, который при всем желании нельзябыло назвать теплым.

– Есть чем похвалиться, – кивнул он. – Малокто его осматривал. А еще меньше тех, кто мог об этом рассказать.

– Хо-хо, – сверкнул зубами Цикада. – Жуть какгрозно это прозвучало, аж мурашки по телу. Мне всегда было интересно, ведьмак,почему люди так вас боятся. Думаю, уже знаю.

– Я тороплюсь, Цикада. Возврати меч, будь добр.

– Дым в глаза, ведьмак, ничего больше, только дым вглаза. Вы пугаете людей, словно пасечник пчел, дымом и вонью, своими каменнымифизиономиями, своей болтовней, слухами, которые, верно, сами о себераспускаете. А пчелы драпают от дыма, дурные, вместо того чтобы воткнуть жало введьмакову задницу, которая тут же распухнет, как и любая другая. О вас говорят,будто вы чувствуете не как люди. Брехня. Если б кого из вас как следуетпырнуть, почувствовал бы.

– Ты кончил?

– Угу, – сказал Цикада, возвращая меч. –Знаешь, что меня интересует?

– Знаю. Пчелы.

– Не-а. Я вот думаю, если б ты вошел в улочку с однойстороны с мечом, а я – с другой, то кто бы из нас дошел до ее конца? Вопрос,думается мне, стоит того, чтобы поспорить.

– Чего ты цепляешься, Цикада? Ищешь ссоры? Что тебенадо?

– А ничего. Просто интересно, сколь правды в том, чтолюди болтают. Мол, вы, ведьмаки, так хороши в бою, потому как нету у вас нисердца, ни души, ни жалости, ни совести. И этого достаточно? Обо мне, кпримеру, говорят то же. И не без оснований. Вот и любопытно узнать, кто из насдвоих зашел бы в улочку и вышел бы из нее живым. А? Стоит поспорить? Какдумаешь?

– Я же сказал, тороплюсь. Не стану терять времени наглупые раздумья. И спорить не привык. Ибо спорит либо дурак, либо подлец.Первый – не знает, а спорит, второй знает, но спорит. Но если тебе когда-нибудьвзбредет в голову помешать мне пройти по улочке, то добром советую, Цикада,сначала подумай как следует.

– Дым, – усмехнулся Цикада. – Дым в глаза,ведьмак. Ничего больше. До встречи, как знать, может, в какой-нибудь улочке?

– Как знать.

– Здесь мы можем свободно поговорить. Садись, Геральт.