– Нет. – Чародейка, приблизив лицо к зеркалу, спомощью стеклянной палочки капнула себе что-то в глаз. – Такое заклинаниеужасно утомляет и вызывает у меня тошноту. А тебе после эликсиров холодная водана пользу.

Геральт не спорил. Спорить с Иеннифэр было бесполезно.

– Трудно было? – Чародейка погрузила палочку вфлакончик и капнула в другой глаз, смешно скривив рот.

– Ничего особенного.

Из-за раскрытого окна долетел грохот, треск ломаемого дереваи голос, фальшиво, нескладно и нечленораздельно повторяющий припев популярнойнепотребной песенки.

– Риггер. – Чародейка потянулась к очередномуфлакончику из стоящей на столе солидной батареи, вынула пробку. В комнатезапахло сиренью и крыжовником. – Времена настали! В городе и то легконайти работу для ведьмака. Нет нужды таскаться по пустырям. Знаешь, Истреддутверждает, что это становится правилом. Место вымирающих в лесах и болотах существзанимает что-то другое, какая-то новая мутация, приспособленная кискусственной, созданной людьми среде.

Геральт, как всегда, поморщился при упоминании об Истредде.Он уже пресытился постоянными ахами и охами Иеннифэр по поводу гениальностиИстредда. Даже если Истредд был прав.

– Истредд прав, – продолжала Иеннифэр, втирая вщеки и веки нечто, пахнущее сиренью и крыжовником. – Посуди сам,псевдокрысы в каналах и подвалах, риггеры на свалках, пласкуны в загаженныхрвах и стоках, прудовики в мельничных прудах. Какой-то симбиоз получается, недумаешь?

«И гули на кладбищах, пожирающие покойников на следующий жедень после похорон, – подумал Геральт, споласкивая мыльную пену. –Полный симбиоз. Точно».

– Да. – Чародейка отставила флакончик ибаночки. – В городах тоже можно найти занятие для ведьмака. Думаю,когда-нибудь ты наконец осядешь в каком-нибудь городе.

«Скорее меня удар хватит», – подумал он. Но вслух несказал.

Противоречить Иеннифэр значило довести дело до скандала, аскандалить с Иеннифэр было небезопасно.

– Ты закончил, Геральт?

– Да.

– Вылезай из лохани.

Йеннифэр, не вставая, небрежно махнула рукой и проговорилазаклинание. Вода из лохани вместе с той, что разлилась по полу и стекала с Геральта,собралась в полупрозрачный шар и со свистом вылетела в окно. Послышался громкийплеск.

– А, чтоб вас, сукины дети! – долетел снизусердитый возглас. – Некуда, что ли, обмылки плескать? Чтоб вас вши живьемзажрали, чтоб вас сказило, чтоб вы сдохли!

Чародейка прикрыла окно.

– Черт побери, Йен, – захохотал ведьмак. –Могла бы откинуть подальше.

– Могла, – буркнула она. – Да не хотела.

Йеннифэр взяла со стола светильник и подошла к Геральту.

Белая ночная рубашка, повторяющая все движения тела, делалаее невероятно привлекательной. «Больше, чем будь она голой», – подумал он.

– Хочу тебя осмотреть, – сказала она. –Риггер мог оцарапать.

– Но не оцарапал. Я бы почувствовал.

– После эликсиров? Не смеши. После эликсиров ты непочувствуешь и открытого перелома, пока торчащая кость не станет цепляться заживые изгороди. А на риггере могло быть все, до столбняка и трупного ядавключительно. В случае чего, еще не поздно противодействовать. Повернись.

Он чувствовал на теле мягкое тепло светильника, случайныеприкосновения ее волос.

– Вроде бы все в порядке, – сказала она. –Ляг, пока эликсиры не свалили с ног. Эти смеси чертовски опасны. Ты день отодня постепенно убиваешь себя.

– Я вынужден принимать их перед дракой.

Йеннифэр не ответила. Снова присела к зеркалу, медленнорасчесала черные, крутые, блестящие локоны. Она всегда расчесывала волосы передтем, как лечь в постель. Геральт считал это чудачеством, но обожал наблюдать заней во время этой процедуры и подозревал, что Йеннифэр это знала.

Ему вдруг стало очень холодно, а эликсиры буквальнолихорадили его, немела шея, по низу живота ходили водовороты тошноты. Онвыругался под нос, свалился на кровать, не переставая при этом глядеть наИеннифэр.

Шевеление в углу обратило на себя его внимание. На кривоприбитых к стене, покрытых тенётами оленьих рогах сидела небольшая, черная каксмоль птица и, наклонив голову, глядела на ведьмака желтым неподвижным глазом.

– Что это, Иеннифэр? Откуда оно вылезло?

– Что? – повернула голову Иеннифэр. – Ах,это? Пустельга.

– Пустельга? Пустельги бывают рыжевато-крапчатые, а этачерная.

– Это магическая пустельга. Я ее сделала.

– Зачем?

– Нужно, – отрезала Иеннифэр. Геральт не сталзадавать вопросов, знал, что Йеннифэр не ответит.

– Идешь завтра к Истредду?

Чародейка отодвинула флакончик на край стола, спряталагребень в шкатулку и закрыла дверцы трельяжа.

– Иду. Утром. А что?

– Ничего.

Она легла рядом, не задув светильника. Она никогда не гасиласвет, не терпела спать в темноте. Светильник ли, фонарь ли, свеча ли должныбыли догореть до конца.

Всегда. Еще одно чудачество. У Иеннифэр было невероятномного чудачеств.

– Йен?

– А?

– Когда мы уедем?

– Не нуди. – Она дернула перину. – Мы здесьвсего три дня, а ты задаешь этот вопрос по меньшей мере трижды в день. Ясказала, у меня здесь дела.

– С Истреддом?

– Да.

Он вздохнул и обнял ее, не скрывая намерений.

– Эй, – шепнула она. – Ты же принималэликсиры…

– Ну и что?

– Ну и ничего. – Она захихикала, словно малаядевчушка, прижалась к нему, выгнувшись и приподнявшись, чтобы скинуть рубашку.Восхищение ее наготой, как всегда, отозвалось у него дрожью в спине, мурашкипобежали по пальцам, соприкоснувшимся с ее кожей. Он дотронулся губами до еегрудей, округлых и нежных, с такими бледными сосочками, что они выделялись толькоформой. Запустил пальцы в ее волосы, пахнущие сиренью и крыжовником.

Она поддавалась его ласкам, мурлыча, как кошка, терласьсогнутым коленом о его бедро.