Больше всего в мастерской бросалось в глаза внушительноеколичество книг – именно они занимали большую часть просторного помещения.Толстые томища заполняли шкафы, прогибали полки стеллажей, громоздились насундуках и комодах. На взгляд ведьмака, книги стоили целого состояния. Не было,разумеется, недостатка и в других типичных элементах декора – чучела крокодила,висящей под потолком рыбы-ежа, покрытого пылью скелета и солидной коллекциибанок со спиртом, содержащих, пожалуй, любую пакость, какую только можно себепредставить, – сколопендр, пауков, змей, жаб, а также неисчислимоемножество человеческих и нечеловеческих органов, в основном внутренних. Был тамдаже гомункулус или что-то, что напоминало гомункулуса, но с таким же успехоммогло оказаться копченым младенцем.

На Геральта коллекция впечатления не произвела – он полгодажил у Иеннифэр в Венгерберге, а Иеннифэр располагала еще более интереснымсобранием, содержащим даже невероятных размеров фаллос, взятый, кажется, отгорного тролля. Было у нее не совсем удачно выполненное чучело единорога, наспине которого она обожала заниматься любовью. Геральт считал, что если исуществует место, еще менее пригодное для любовных игр, так это, пожалуй,только спина единорога живого. В отличие от него, считавшего кровать роскошью иценившего все мыслимые возможности, предоставляемые этим чудесным предметоммебели, Иеннифэр была на удивление изобретательной. Геральт вспоминал приятныемоменты, проведенные с чародейкой на крутой крыше, в забитом пылью дупле, набалконе, причем – чужом, на перилах моста, в раскачивающейся на бешеной рекелодке и во время левитации в тридцати саженях над землей. Но хуже всего былединорог. Наступил все же счастливый день, когда кукла сломалась под ними,развалилась и разлетелась на куски, подбросив массу поводов для смеха.

– Что тебя так забавляет, ведьмак? – спросилИстредд, присаживаясь к длинному столу, уставленному неимоверным количествомистлевших черепов, костей и ржавых железяк.

– Всякий раз, когда я вижу такое, – ведьмак уселсянапротив и указал на банки и склянки, – я задумываюсь, действительно линельзя заниматься магией без всей этой мерзопакости, при одном взгляде накоторую желудок подскакивает к горлу.

– Дело вкуса, – сказал чародей, – и привычки.Что одному противно, другого как-то не трогает. А что противно тебе, Геральт?Интересно, что может быть противно тому, кто, как я слышал, ради денег может пошейку лезть в дерьмо и нечистоты? Пожалуйста, не принимай мой вопрос заоскорбление или провокацию. Мне действительно интересно, чем можно вызвать уведьмака чувство отвращения.

– А в этой баночке ты, случайно, хранишь неменструальную ли кровь невинной девицы, Истредд? Понимаешь, мне становитсяпротивно, когда я представляю себе, как ты, серьезный чародей, пытаешься сбутылочкой в руке капля по капле добыть эту ценную жидкость, преклонив колени усамого, так сказать, источника.

– В самое яблочко, – усмехнулся Истредд. – Я,разумеется, говорю о качестве шутки, потому что относительно содержимогобаночки ты промахнулся.

– Но тебе доводилось использовать такую кровь, правда?К некоторым заклинаниям, я слышал, и не приступишь, если под рукой нет кровидевушки, лучше всего убитой во время полнолуния молнией с ясного неба. Чем,интересно, такая кровь лучше крови старой проститутки, которая спьяну свалиласьс частокола?

– Ничем, – согласился чародей, милоулыбнувшись. – Но если вылезет наружу, что эту роль практически столь жеуспешно может выполнять кровь хряка, которую гораздо легче добыть, то любойголодранец примется экспериментировать с чарами. А вот если голытьбе придетсянабирать в бутылочки и использовать так заинтересовавшую тебя девичью кровь,драконьи слезы, яд белых тарантулов, бульон из отрезанных ручек новорожденныхили из выкопанного в полночь трупа, то у многих, уверяю, отпадет охота.

Они замолчали. Истредд, казалось, в глубокой задумчивостипостукивал ногтями по лежащему перед ним потрескавшемуся, коричневому,утратившему нижнюю челюсть черепу и при этом указательным пальцем водил позубчатому краю отверстия, зияющего в височной кости. Геральт ненавязчивопосматривал на него и пытался сообразить, сколько же чародею может быть лет. Онзнал, что наиболее способные умели затормозить процесс старения перманентно влюбом возрасте. Мужчины ради репутации и престижа предпочитали возраст болеепреклонный, зрелый, говорящий о знаниях и опыте. Женщины – типа Йеннифэр –меньше заботились о престиже, а больше о привлекательности. Истредд выглядел нестарше верных сорока. У него были слегка седеющие, прямые, доходящие до плечволосы и многочисленные, придающие серьезность морщинки на лбу, около рта и вуголках глаз. Геральт не знал, естественна или же вызвана чарами глубина имудрость серых мягких глаз. После краткого раздумья он пришел к выводу, что этоне имеет значения.

– Истредд, – прервал он молчание. – Я пришел,потому что хотел увидеться с Йеннифэр. И хоть не застал ее, ты пригласил менязайти побеседовать. О чем? О голодранцах, пытающихся порушить вашу монополию намагию? Знаю, что к этому сброду ты причисляешь и меня. Я не удивлен. Правда,мне на мгновение почудилось, что ты окажешься не таким, как твои кореша,которые часто вступали со мной в серьезные разговоры только ради того, чтобысообщить, как они меня не любят.

– Я не намерен извиняться за своих, как ты выразился,«корешей», – спокойно ответил чародей. – Я их понимаю, потому чтомне, как и им, пришлось крепко потрудиться, чтобы овладеть искусствомчернокнижника. Еще совсем мальчишкой, когда мои ровесники бегали по полям слуками, ловили рыбу или играли в чет-нечет, я корпел над манускриптами. Откаменного пола в башне у меня ломило кости и болели суставы. Летом, разумеется,потому что зимой хрустел лед на зубах. От пыли старых свитков и книг я кашлялтак, что глаза лезли на лоб, а мой мэтр, старый Рётшильд, никогда не упускалслучая стегануть меня по спине плеткой, считая, видимо, что иначе мне недобиться успехов в науке. Я не испробовал ни военной службы, ни девочек, нипива. А ведь это были лучшие годы, когда все удовольствия особо притягательны иприятны.

– Несчастный, – поморщился ведьмак. – Нупрямо-таки слеза прошибает.

– К чему ирония? Я пытаюсь объяснить тебе причины, покоторым чародеи не любят сельских знахарей, заклинателей, целителей, ведьм иведьмаков. Называй это как хочешь, даже обычной завистью, но именно в этомпричина антипатии. Нас злит, когда мы видим в руках профанов и халтурщиковискусство магии, которую нас научили воспринимать как элитарный дар, привилегиюнаилучших и священную мистерию. Даже если это дедовская, бездарная и достойнаяосмеяния магия. Поэтому мои коллеги тебя не любят. Я, сказать по правде, тоже.