Геральту уже надоели дискуссия, окольные разговоры, егоохватило неприятное чувство беспокойства, которое действовало, как улитка,ползающая по шее и спине. Он посмотрел прямо в глаза Истредду, стиснув пальцамикрай столешницы.

– Мы говорим о Йеннифэр, верно?

Чародей поднял голову, продолжая тихонько постукиватьногтями по лежащему на столе черепу.

– Завидная проницательность, – сказал он, выдержаввзгляд ведьмака. – Прими мои поздравления. Да, относительно Йеннифэр.

Геральт смолчал. Когда-то, давно, много-много лет назад, ещемолодым, ведьмак поджидал в засаде мантихора. И чувствовал, что мантихорприближается. Не видел его, не слышал, но чувствовал. Он никогда не забывалэтого ощущения. И теперь было то же самое.

– Твоя проницательность, – заговорилчародей, – позволит нам сэкономить массу времени, на которое ушло быдальнейшее плутание вокруг да около. А так – вопрос поставлен открыто.

Геральт смолчал.

– Близко мы с Йеннифэр познакомились довольнодавно, – продолжал Истредд. – Долгое время это было знакомство безобязательств, заключавшееся в долгих либо коротких более-менее регулярныхвстречах. Такие ни к чему не обязывающие связи повсеместно практикуются людьминашей профессии. Только вот это вдруг перестало мне нравиться. Я решилпредложить ей остаться со мной навсегда.

– Что она ответила?

– Сказала – подумает. Я дал ей время на размышления.Знаю, решить ей было непросто.

– Зачем ты все это говоришь, Истредд? Чемруководствуешься, кроме достойной уважения, но, как ни говори, страннойискренности, столь редкой у людей вашего круга? Какова цель твоей искренности?

– Самая прозаическая, – вздохнул чародей. –Видишь ли, именно ты мешаешь Йеннифэр принять решение. Поэтому я прошу тебя отойтив сторону. Скрыться из ее жизни, перестать мешать. Короче – отправиться кчертовой матери. Лучше всего втихую и не попрощавшись, как, по ее словам, тыпривык поступать.

– И верно. – Геральт вымученно улыбнулся. –Твоя прямолинейность поражает меня все больше. Всего я мог ожидать, но не такойпросьбы. А тебе не кажется, что, чем просить, следовало бы просто ударить вменя из-за угла шаровой молнией? И исчезла бы преграда, осталось бы лишьнемножко сажи, которую надо соскрести со стены. Легкий и верный способ. Потомучто, видишь ли, просьбой можно пренебречь, а шаровой молнией – нет.

– Не вижу причин для отказа.

– Почему же? Разве твоя странная просьба не простоепредостережение, предваряющее молнию или какое другое не менее веселенькоедейство? А может, она будет поддержана неким более звонким аргументом? Суммой,которая ошарашит жадного ведьмака? И сколько же ты намерен заплатить, чтобы яуступил тебе дорогу к счастью?

Чародей перестал постукивать по черепу, положил на негоруку, сжал пальцы. Геральт заметил, как побелели фаланги.

– Я не хотел оскорблять тебя таким предложением, –сказал чародей. – Я был далек от этого. Но… если… Геральт, я чародей, и неиз последних. Я не считаю нужным похваляться всесилием, но многие из твоихпожеланий, буде ты захотел бы их высказать, я мог бы исполнить. Некоторые,например, вот так же просто.

Он небрежно махнул рукой, словно отгоняя комара. В воздухенад столом тут же запорхало множество сказочно цветастых бабочек-аполлонов.

– Я хочу, Истредд, – процедил ведьмак, отмахиваясьот насекомых, – чтобы ты перестал лезть в наши с Йеннифэр отношения. Мненеинтересно, какие предложения ты ей делаешь. Ты вполне мог исповедоваться ей,когда она была с тобой. Потому что раньше было раньше, а теперь есть теперь.Теперь она со мной. Я что, должен отойти, облегчить тебе жизнь? Отказываюсь. Яне только не помогу, но буду мешать в меру своих скромных возможностей. Каквидишь, я не менее откровенен, чем ты.

– Ты не имеешь права мне отказывать.

– За кого ты меня принимаешь, Истредд?

Чародей внимательно посмотрел на него, перегнувшись черезстол.

– За ее мимолетное увлечение. За минуты опьянения, влучшем случае за каприз, за приключение, которых у Иеннифэр были сотни, ибоЙенна обожает игру эмоций, она импульсивна, и ее капризы непредсказуемы. За этоя тебя и принимаю, потому что, перекинувшись с тобой несколькими словами,понял, что она не могла относиться к тебе просто как к инструменту. А такое,поверь, с ней бывает очень часто.

– Ты не понял вопроса.

– Ошибаешься, понял. Но я умышленно говорюисключительно об эмоциях Йенны. Потому что ты – ведьмак, и никаких эмоций утебя быть не может. А мою просьбу выполнить не желаешь лишь потому, что тебекажется, будто она тебе нужна, думаешь, что… Нет, Геральт, ты с ней толькопотому, что этого хочет она, и так будет, пока она этого желает. А то, чточувствуешь ты, – лишь отражение ее эмоций, интереса, который она к тебепроявляет. Ради всех демонов Низа, Геральт, ты же не ребенок, ты же знаешь, ктоты. Мутант. Не пойми меня превратно, я не намерен тебя унижать или презирать.Просто отмечаю факт. Ты – мутант, а одно из основных свойств твоей мутациисводится к абсолютной бесстрастности. Таким тебя сотворили, чтобы ты могвыполнять свою работу. Понимаешь? Ты не можешь ничего чувствовать. То, что ты принимаешьза чувства, – лишь клеточная соматическая память, если ты знаешь, чтоозначает это слово.

– Представь себе – знаю.

– Тем лучше. Послушай. Я прошу тебя о том, о чем могупросить ведьмака. Человека не смог бы. Я откровенен с ведьмаком, с человеком немог бы себе этого позволить. Геральт, я хочу дать Йенне понимание иопределенность, нежность и счастье. Можешь ты положа руку на сердце предложитьей то же? Не можешь. Для тебя это ничего не значащие слова. Ты волочишься заЙенной, тешась, словно ребенок, минутной симпатией, которой она одаряет. Ты,словно одичавший кот, в которого все кидают камни, мурлычешь, радуясь тому, чтонашелся кто-то, кто не брезгует тебя приласкать. Понимаешь, что я имею в виду?Знаю, понимаешь, не дурак, это ясно. Так что, сам видишь, у тебя нет праваотказать мне, если я вежливо прошу.

– У меня такое же право отказывать, – процедилГеральт, – как у тебя просить, стало быть, наши права взаимоуничтожаются.А посему возвращаемся к исходной точке, а она такова: Йен, которой, видимо,наплевать и на мою мутацию, и на ее последствия, сейчас со мной. Ты сделал ейпредложение – это твое право. Она сказала, что подумает? Это – ее право. Тебекажется, якобы я мешаю ей принять решение? Будто она колеблется, и причина ееколебаний – я? А это уж – мое право. Если она колеблется, то, надо думать, небез причин. Вероятно, я что-то ей все же даю, хоть, возможно, для этого уведьмаков в словаре и нет нужных слов.