за время испытания изрядно устали и проголодались, и тут она, как снег на голову. Очи черные, громадные, но в то же время как бы узкие, с приподнятыми внешними уголками. Штаны пышные в короткие сапожки заправлены, сверху же – платье на запах, и все это серебристое и переливается, как рыбья чешуя. Ротик, ручки, ушки – все маленькое, зато прическа высокая и пышная, и из пучка на макушке рукоятка кинжала торчит.

   - Принцесса, отзынь, – поклонился ей Со Фу.

   - Чего это он с ней так, - прошептала я Брунгильде.

   Она в ответ, тоже шепотом:

   - Это имя ее, дурья башка. О Цзынь.

   А-а-а, вот оно что. О Цзынь, стало быть. После я узнала: означает это «Лепесток белого лотоса на лезвии обагренного кровью меча, блестящего под луною». Вот умеют люди многое сказать в двух словах.

   Среди девок поднялся переполох. Самые бесстрашные принялись возмущаться, что, мол, опаздывать запрещено, и новоприбывшая присоединиться к состязанию права никакого не имеет. После того, как Со Фу мягко, но непреклонно угомонил невест, выяснилось, что да, простые смертные опаздывают, и им в этом случае участие в состязании заказано. Принцессы же Страны Священного Лотоса, что лежит к северо-востоку от Крайсветной империи, не опаздывают, а задерживаются, поэтому им – можно.

   В общем, все как везде.

   Сопровождали принцессу с десяток невольниц, как по мне – все на одно лицо. По крайней мере, выражение у них было одинаковое и держали они себя тоже одинаково – сложив ручки перед собой и смиренно потупившись.

   - Не смеем возражать вам, о Цзынь, - поклонился ей Со Фу. - Но осмелюсь сообщить, что первое испытание только что состоялось.

   - В чем же дело, - отрезала принцесса. – Я могу пройти его прямо сейчас. Дары императору уже несут в его покои. Двадцать носильщиков.

   Перед моими глазами нарисовалась красочная картина сундуков с серебром, золотом и драгоценными каменьями. Как выяснилось потом, я была недалека от истины: О Цзынь приволокла с собой не только золотище и драгоценности, но также ковры, зеркала, ткани, которых хватило бы, чтобы отделать небольшой дворец, а также оружие, доспехи, благовония, пряности и прочую дребедень – в общем, не поскупилась.

   О Цзынь поведала императорам, что через пять лет видит себя там же, где и сейчас, а именно – подле императора. В Золотом ли то будет дворце или где-либо еще, ей безразлично. Ибо в груди ее горит огонь любви и преданности Камичиро, и пламени этому не суждено угаснуть никогда.

   - Стать готова стрелою, ядом, огнем,

   Что врагов твоих поразит,

   О властитель Крайсветной, – так завершила свою речь О Цзынь.

   После чего, взяв в бразды правления в свои руки, сообщила всем вместо Со Фу, что вот теперь – да, можно идти на вечерний пир.

   И в сопровождении своих девок зашагала к столам. Пропустив, правда, вперед императоров. С поклоном. Хоть и была она королевой змеищ, все-таки какой-то разум у нее оставался. Нельзя назвать императора повелителем, а в следующее мгновение мчаться сломя голову впереди него к жратве.

   Прежде чем рассесться, мы тянули жребий. Столов семь, на каждый по императору, соответственно, на каждого императора – несколько девок. Со Фу сказал, это для первого знакомства, надо же с чего-то начинать. В следующие разы нас будут рассаживать иначе, а также министры освободят повелителя на время состязаний от некоторой части государственных забот, у императоров появится досуг, и мы сможем чаще видеться в течение дня.

   Мне в компанию достался Ворон, несколько дев, с которыми я не общалась и – здравствуйте! – Ферфетта. Ну, хоть не О Цзынь. Вот уж было бы наказание. Но вскоре, наблюдая за остальными, я поняла, что нам – ну, или мне – повезло меньше всех.

   Во-первых, оказываться за одним столом со Змеищей – хоть Первой, хоть Второй, никому не советую. Вам сразу же дадут понять, что вы здесь лишняя, какое бы ни было у вас тут находиться законное право. Скорее, даже не так: вам дадут понять, что вас вообще нет. Ферфетта сразу же заняла выгодную позицию справа от Ворона и вела себя так, будто кроме них двоих за столом никого не было. С нами сидели несколько пташек из ее свиты – эти, разумеется, робко помалкивали, глядя в тарелку, и две девушки, которых я считала хорошими. Но ни они, ни я также не могли ни слова вставить, потому что стоило кому-то из нас раскрыть рот, как Ферфетта мгновенно открывала свой и нас перебивала.

   Ферфетту отнюдь не смущало, что Ворон (Текки, вот как его зовут) поддерживал разговор лишь короткими «Да» и «Нет», не задавал ответных вопросов и ни на ком из нас, в том числе на Ферфетте, взор не задерживал. Император изволил положить в рот пару кусочков непонятно чего и сжевал несколько ломтиков неизвестности, в остальное же время предпочитал потягивать мятную воду и отмалчиваться. Честно говоря, я его понимала. Потыкавшись в одно блюдо, второе, третье, четвертое и отведав крошку-другую того и сего, я убедилась, что тут нет ничего, что я бы знала и что осмелилась бы отправить внутрь себя. То, что нам подали, выглядело как: жареные черви; вареные поганки в коричневой слизи; липкие колобки из неизвестной мне каши; жареные кузнечики; чьи-то глаза, которые смотрели, по–моему, с укоризной. Единственным узнаваемым среди всего этого была рыба (кажется), но она явно была сырая, и я не рискнула. Так и сидела, вяло ковыряясь в тарелке и изображая, что не голодная. Другие девки давились, но ели. Я боялась, что если проглочу хоть кусок, меня тут же вырвет.

   Главной задачей Ферфетты было не дать Текки перемолвиться словечком ни с одной из нас, и она с ней блестяще справлялась. Я размышляла, что тут можно сделать, и покамест не могла придумать ничего. На наглость Ферфетты можно было ответить лишь такой же наглостью, но шел только первый день испытаний, я толком ещё не освоилась, и мне не хотелось устраивать свару. Или мое выступление не понравилось и меня завтра вышвырнут, тогда какой толк собачиться. Или у меня ещё будет время, а пока я могу позволить себе просто понаблюдать.

   Запретив себе расстраиваться из-за Змеищи, я сосредоточилась на наблюдении за другими столами и через некоторое время совсем скуксилась. Где угодно было веселее, чем у