— Эх, не удержишь... Ну, хоть посторожи! А то народ здесьбольно ненадежный.

Он сунул Мраку мясо в пасть, сам ухватил ломоть покрупнее.Повара и стряпухи смотрели с бессильной яростью, а те, что помоложе, хихикали истроили ему глазки. Одна пышная девка осмелилась погладить Мрака, шепнула:

— Ешь, ешь... Приходи вечером... с Ховрахом.

Мрак с удовольствием сожрал мясо, а Ховрах прошелся междукотлами. Мужиков гулко хлопал по спине, гоготал зычно, баб щупал и хватал загрудь, шлепал по задницам, вслед за ним катился вал смеха, визга, шуток,воплей, а когда вернулся к Мраку, он держал обеими руками корзинку, доверхунаполненную мясом, рыбой и сыром.

— Еще не выпил? — удивился он. — Ты настоящий друг!.. А тостоит отвернуться, как тебе подают пустой кувшин и уверяют, что там отродясьтолько дохлые мухи.

Мрак потрусил с ним из кухни. Ховрах с великой бережностьюотнес свои припасы в дальнюю каморку, забитую старой мебелью, мешками стряпьем.

— Здесь я обитаю, — объявил он гордо. — Я настоящий воин, нежел-л-лаю спать с грубым мужичьем. Хоть и зовутся дружинниками! Не всяк, ктоносит меч — мужчина. Угощайся мясом, там есть и сахарная кость... А рыбу нетрожь, там острые кости, горло наколешь.

Он припал к кувшину. Мрак с великим удовольствием сожралдругой ломоть. Что-то тревожило волчье сознание, пока не уловил, что от дальнейстены, где мешки с тряпками до потолка, словно бы веет прохладой. Человеку неощутить, но волчье обоняние подсказывает, что надо проверить каменные глыбы.Похоже, нижний поверх дворца весь источен подземными ходами, как пенькороедами.

Ховрах ел за троих, пил за пятерых, бахвалился за всюдружину. Осушив половину кувшина, он начал петь. Мрак крепился, но душа невыдержала, он поднял морду и завыл во весь голос. Так они и пели, давая душампростор, освобождение, которое достигается только в душевной искренней песне.

Слезы выступили на глазах растроганного Ховраха. Обнимаяволка, всхлипнул:

— Как здорово!.. Когда человек поет, он соприкасается сбогами. Он становится другим, лучшим. Когда человек поет во весь голос, он неспособен украсть или зарезать втихую. Верно?

— У-у-у-у-у, — ответил Мрак искренне.

— Кто умеет петь, тот умеет и пить. Верно? Вся жизнь — ложь,только песня — правда. Это песней коня не накормишь, а человека — можно!.. Каквот сейчас, — он придвинул к себе корзинку, сказал вдохновенно. — Разве это япою? Я что, я молчу и соплю в две дырочки. Это душа моя поет и каркает во весьголос!

— У-у-у-у, — подтвердил Мрак.

— А когда пою я, то вообще все вокруг становятся добрее.

— У-у-у-у. — подтвердил Мрак с энтузиазмом. Все нравилось вэтой захламленной, но странно уютной каморке. Они расположились прямо на полу,на расстеленной толстой тряпке, бывшей когда-то ковром, мясо и рыба в корзинкесвежие, запах от сыра просто одуряющий. Удивительно, что на аромат не сбежалсянарод, роняя слюни, со всего замка.

— Поедим, — рассудил Ховрах, — попоем, потом опять поедим.Ты и спать можешь здесь, ежели не слишком храпишь и не будешь одеялостягивать... Ах да, у меня нет одеяла! Ну, настоящий мужчина вообще-то должонукрываться звездным небом... ибо когда незвездное, то могут быть тучи, а когдатучи...

Голос его затихал, голова упала на грудь. Он все еще бережноприжимал кувшин к груди. Судя по запаху, там осталось несколько капель.

Мрак прижался к полу, ощутил животом холод каменных плит.Поднялся уже в людской личине, сразу чувствуя себя полуслепым и полуглухим. Мирзапахов исчез, стало тревожно и одиноко.

Ховрах лишь зачмокал губами, когда Мрак перевернул и стащилс него одежду. В плечах узковата, но все-таки лучше, чем совсем голым.

С топором в руке и круглым щитом, он неслышно скользнул втайный ход.

Узкая щель внутри стены вела в левую часть, пол постепенноопускался. Мрак протискивался медленно, чувствуя боками шероховатый камень.Здесь мог ходить только знающий эти ходы. Человеку идти неслышно вовсе нельзя:всюду сухие черепа и кости, разбросаны нарочно. Наступишь — от хрустаподпрыгнут в трех комнатах за стеной. А факел не зажечь — запах горящей смолыпотечет во все щели.

Это волк видит в полной тьме так же, как и при свете: запахипоказывают даже то, что за углом, чего глаза не смогут и при факеле... он неуспел додумать до конца, как уже ударился оземь, снова поднялся волком, аодежда и оружие остались на полу.

Вскоре услышал голоса, ноги сразу понесли неслышным волчьимшагом. Слух и запахи подсказали, что вблизи тайник с фальшивым камнем. Но также пахнуло теплом чересчур близко, и Мрак ощутил, что прямо перед ним скорчилсячеловек.

Шерсть стала дыбом. Он едва не зарычал, тут же волна стыда иунижения нахлынула с такой мощью, что закрыл глаза, будто со всех сторонуказывали пальцами. А если бы шел в человечьей личине?

Замерев, он задержал дыхание, поднял левую заднюю иотодвинулся назад, затем отшагнул правой передней. Сердце стучало как молот, оносторожно выдохнул, надеясь, что человек не уловит его запаха.

Глаза к темноте привыкли быстро, он видел невысокогохудощавого человека, тот прильнул к самой доске ухом, не двигался. Понятно,человеческий слух слаб, да и говорят не очень громко, но Мрак различил слова:

— Тогда надо постепенно свозить в подвалы зерно, копченоемясо...

— Из ближних весей?

— Ближние уже свезли. Из дальних не успеваем?

— Вряд ли... Нам хватит прокорма на полгода, но если набегутиз весей, то всего на два-три месяца.

— Не принимать?

— Это же наши люди! — послышался возмущенный голос. — Ихуведут, продадут в южные страны. А нам оставят больных да стариков...

Мрак слушал краем уха, нос жадно вбирал запахи. Он ужедержал в памяти сотни запахов, по которым мог определить в темноте и за десяткишагов любого обитателя кремля, но запах этого человека был незнаком. Болеетого, чем больше Мрак принюхивался, тем ярче проплывали обрывки картин сухойпыли, знойного солнца, конского пота, аромат старой потертой кожи и горящегометалла, а все перекрывал настолько мощный запах незнакомых трав, будтонезнакомец весь пропах ими, словно всю жизнь спал среди трав под звезднымнебом.

Он отшагнул еще, отодвинулся за поворот. Там развилка, иМрак с облегчением отступал, пока не оказался в безопасности. Артанец слушаетто, что ему важнее, он здесь как рыба в воде, обнюхался!

За полночь он снова вернулся к брошенной одежде. Топор и щитХовраха лежали на том же месте. Мрак выждал, прислушиваясь, потом ударился окаменный пол, быстро оделся и с оружием в руках поспешил к нижним комнатам.