По сравнению с миром динозавров здесь я ловил кайф, но местная жизнь никак не вписывалась даже в мои довольно не требовательные идеалы нравственности.

Вождь, злобно потирая место укуса, повел вокруг недобрым глазом, пока не остановил свой интерес на мне. Сразу засосало под ложечкой, слегка задрожали коленки, стало нехорошо. Я в панике шарил в карманах, пока не выудил пачку жевательной резинки. Освободил одну от обертки, половину сунул в рот, старательно показывая методику ее использования, а вторую часть протянул вождю. Он тоже заработал челюстями, постепенно теплея взглядом, а мне стало нестерпимо, до отвращения стыдно за свой подхалимаж, и на этот раз вырвало. Никто не обратил внимания на блевотину, да и что она могла изменить в замызганной ошметками мяса, крови, шерсти, костей и еще черт знает чего в пещере.

Древний народ, если судить по понятным мне отдельным словам, — предки индоевропейцев. Пращуры занялись обычными житейскими делами. Одни дремали, несколько хлопцев тискали девчат, кое-кто мастерил нехитрое вооружение или сшивал шкуры. Древние модельеры особенно не гнались за внешним видом, и швы получались грубые кривые, но прочные.

В человечьем стаде редко мелькали разумные взгляды. Более всех в этом смысле выделялся шаман, но когда к нему подошел, то и он зарычал по-звериному.

Я извлек из кармана коробку спичек и, загубив пару из них, объяснил, как главе доисторического культа дальше колдовать.

— На, — великодушно подарил коробок.

Шаман чиркнул спичкой и засветился счастьем ярче огонька в руке. Он на радостях протянул и мне маленький каменный топорик.

«Ну вот, — вяло подумал я. — Больше здесь делать нечего. Пора возвращаться».

Лишь подумал — рефлекторно бросил немного пыли в костер и улетел с быстротой желания домой, в свое время. С удовольствием отметил, что волшебство перенесло меня прямо в постель. Потянулся и уснул.

Снилась пивная с алкашами в шкурах, по столам бегали маленькие динозаврики, а под потолком, у засиженных мухами лампочек, кружились птерозаврики и изредка пикировали на мух или крошки на столах. Со мной всю ночь чокался бокалом вождь и жевал с оберткой огромный, под стать рекламному образцу, «Стиморол». Вокруг плясали размалеванные кровью, глиной и углем отвратительные рожи. Кошмар удался на славу и дошел до апогея, когда один из плясунов, дико вереща, опустил топорик на мою несчастную голову.

Кругом захороводил калейдоскоп искр, голова нестерпимо болела. А когда вернулось зрение, то я увидел смятые простыни и каменный топорик у кровати.

Радио сообщило, что сегодня воскресенье, семь часов утра.

«Еще день отдыхать, — удовлетворенно отметил. — Только теперь уж обойдусь без наработок кошмаров».

Поскольку голова нестерпимо болела, я не смог придумать ничего лучшего, как отправиться в пивную.

После первой же кружки мигрень успокоилась, а второй бокал наградил безумными желаниями.

«А что собственно я теряю? — размышлял о будущем путешествии. — В последний раз даже каменный топорик приобрел. Какая ни есть, а историческая реликвия. Конечно, из каменного века лучшего и не утащишь. А в средневековье золотишка хватало, картин, классной посуды…»

Мои карманы стремительно пустели в пивных, всегда не хватало денег до зарплаты. Вот жадность и подтолкнула к новому путешествию.

Больше не хотелось привлекать внимание, решил отправиться в путь из дома. Пока шел из пивной, сказочные миражи рисовали сокровища Монтесумы, пиры императоров, Пап и князей. В общем, рассчитывал залатать дыры дышавшего на ладан бюджета, а заодно повеселиться по-царски.

Сейчас, прежде чем отправиться в путь, пожелал помимо времени, места, еще и знание языка.

Встретила меня толчея базара. Оказывается, незаметно материализоваться гораздо легче в сутолоке толпы, чем даже в пустыне. На счет пустыни, несомненно, загнул, но мое внезапное появление прошло без реакции местного населения. Только попозже стали обращать внимание на странный покрой одежды.

Как знаток времен, я стал обращать внимание, что с тысячелетиями воздух грязнеет. На базарной площади «озонировали» лошадиные кругляши, но и они получше пропитанной дымом заводов, автомобилей и сигарет нашей атмосферы.

Прислушавшись, обратил внимание, что понимаю речь. Чьим языком пользовались горожане, я не вдумывался, но они никак не могли принадлежать Азии или варварской восточной Европе. В моем представлении место соответствовало средневековой западной Европе.

Все торговались, и я не остался в стороне. Обменял чистый блокнот на здоровенную бутыль вина и пошел знакомиться с городом, прихлебывая из горлышка.

Солнце весело светило, ветерок ласкал, божественный напиток вправлял мозги на восторженный лад — я влюблялся все больше и больше в удачно подвернувшееся время. Причин на то хватало; Например, одна бойкая девица уперлась вызывающей улыбкой, а когда похлопал по ее ядреным ягодицам, то одобрительно расхохоталась и откровенно предложила разделить ложе. Причем, упирала на бесплатность своего предложения.

— Потом, красавица, потом. Занят, — соврал я.

На самом же деле просто-напросто хотелось погулять, осмотреть городок, полнее ощутить аромат необычного времени, но ее дом на всякий случай запомнил.

Миновал еще пару мощеных булыжником узеньких улочек и вышел на запруженную народом площадь.

«Еще один базар?» — мелькнула догадка.

Люди не торговались, да и товаром здесь не пахло. Над головами висел неразборчивый гул болтовни, в котором изредка прорезались слова: — Ведьма… ведьма…

Я не решился спросить, в чем тут дело. На мою одежку и так глядели косо, с явным неодобрением. Вот и приходилось скромно топтаться, как бы вжавшись в самого себя. Надо признать, что тактика оправдывала себя — постепенно подозрительные взгляды тухли и скоро в толпе забыли о подозрительном госте.

— Везут, везут, — зашумела, заколыхалась громадным студнем безликая масса.

Сквозь узкую улочку врезалась в гудящее болото голов повозка. Пешие латники секирами оттесняли наиболее любопытных от нее. Не спеша, скрипела деревянными колесами странная телега к центру площади. Усиленно охраняемый транспорт предназначался всего лишь одной женщине.

«Зачем?»

Сразу за повозкой шел палач в кроваво-алом капюшоне.

«Так это ее казнят? — наконец дошло до хмельных мозгов. Так это она — ведьма?»

Наконец процессия остановилась у поленницы дров. Палач освободил невольницу от цепей, подвел к лесенке и поднялся с подопечной на поленницу. Здесь снова привязал ведьму к столбу, стоящему посреди сооружения из дров, веток и сухой соломы.

Ведьма безнадежно повела прекрасными очами по морю голов. Она прощалась с предавшим ее, желавшим ее скорой кончины миром, но все равно так не хотелось его покидать. Вот она скользнула серо-карим отчаяньем по мне, зацепилась просящим взором.

«Ведьма, ведьма! — восхищенно определил я. — Что же ты творишь со мною?»

Куда девалась вечная трусость? Никогда не был столь решителен. Размахнулся бутылью и запустил в загородившего проход латника. Он от неожиданности завалился в пустившую