Его, вдохновителя, организатора и главу экспедиции, такойоборот дела должен был бы радовать более всех остальных. Сбылась мечта. С техпор как родители впервые рассказали детям сказку о лорде Дразери и драколюдях,и до последнего дня его собственных поисков развалин древнего города он верил,что Драконье царство — не просто сказочная, выдуманная страна. Такие сказанияне могли не иметь под собою реальной основы.

Его незапятнанная репутация великого ученого в последниегоды подвергалась немалому риску, однако он почти не беспокоился по этомуповоду. Даже когда Повелители Стражи, управлявшие туманными Землями Мечты отлица таинственного Сирвэка Дрэгота, предупреждали его об опасностях, грозящихтому, кто слишком углубляется в прошлое (что это было? — скрытая угроза?), онстоял на своем. После того, как его исследования окончательно и бесповоротноуказали на запад, за внушающие ужас моря, Уэллен всеми правдами и неправдамираздобыл средства для снаряжения экспедиции. А когда оказалось, что делозастопорилось как раз перед тем, как «Крыло Цапли» почти готово было поднятьякоря, он истратил и свои — весьма ограниченные — сбережения до последнеймонетки, чтобы корабль наверняка смог отправиться в плавание.

Отряхнув песок со своей коричневой рубахи, он закутался вдлинный зеленый плащ и отвернулся от веселящихся. Да, он сделал свою мечтуявью, но теперь в голову неотступно лезли мысли: какою же ценой? В безопасностии уединении домашних комнат он лишь воображал себе возможные опасности. Правдуговоря, он не слишком-то хотел встретиться с ними лицом к лицу. И ему не давалопокоя, что из всех участников экспедиции именно он может оказаться самымуязвимым звеном.

Я боюсь! — Мысль эта вонзилась в душу раскаленным железнымпрутом. — Я боюсь. Жизнь прожил, и величайшей опасностью в ней был провал наэкзамене…

Он бесцельно побрел вдоль берега, глубоко увязая в песке.Хоть он и был обут в сапоги с голенищами по колено, кое-какие песчинки все жепопадали внутрь, вызывая зуд в ногах. Как хотелось бы Уэллену, чтобы всепредстоящие страдания и лишения оказались столь же ничтожны! Что скажут дома,если предводитель экспедиции сломается первым? Как это будет выглядеть, еслиПрентиссу Асаальку придется сменить его?

Думая о северянине, избранном другими организатораминежеланным его, Бедлама, заместителем, Уэллен вспоминал собственные физическиенедостатки. Одно то, что им овладел страх, само по себе было достаточно плохо,а ему вдобавок приходилось состязаться с человеком, выглядевшим словнокакой-нибудь герой-полубог из старинных преданий. Он, Уэллен, едва достигал среднейотметки между пятью и шестью футами, тогда как Асаальк был почти на целый футвыше. Конечно, малый рост не исключает атлетического сложения, однако посравнению с геркулесовскими размерами Прентисса Асаалька широкий в кости ученыйказался плоским, как доска.

То же самое и с лицом. Черты лица Уэллена можно было — влучшем случае — назвать непримечательными. Слегка округлые щеки, простой нос,непритязательной формы рот… Выделялись разве что глаза — каким-то непостижимымобразом неизменно приковывавшие внимание собеседников. Однако проницательный,ясный взор мало чем помогал ему в сравнении с аристократическими чертами егозаместителя. Кроме повадки лидера, Асаальк обладал надменной красотой,присущей, похоже, всем сказочным героям.

Но, невзирая на длинный перечень собственных недостатков,коротышка-ученый снова и снова убеждался, что глава экспедиции — именно он.Люди отчего-то прислушивались к его словам и гораздо охотнее повиновались ему,что ввергало самого Уэллена в смущение, а честолюбивого Асаалька, конечно же,раздражало. И это обстоятельство было одним поводом для страха. Доведи он своихлюдей до беды — и тогда, если они, конечно, выживут, Прентисс Асаалькокончательно и бесповоротно займет его место… Что же тогда будет?

День только начинался. Ветер безуспешно пытался взъерошитьего темные волосы, коротко остриженные, чтобы избавиться от лишних хлопот — ихи без того хватало… Он пригладил слегка растрепанные вихры, стараясь не думать,что они прочерчены сединой, и остановился, устремив взор к отдаленному лесу. Напервый взгляд места казались тихими и безопасными, но может ли что-либо в этойчужой земле быть таковым? Какая-то часть его разума попыталась было возразить,что тревожится он понапрасну, но другая часть понимала, что подобные тревоги —единственное, что удерживает его от излишней сонной мечтательности, к которойон был так опасно склонен в юности. Еще не достигнув и тридцати лет, он уже снекоторым удовольствием думал, что беззаботные дни его кончатся переломаннымируками-ногами после того, как он однажды, увлекшись грезами наяву, забудетпроверить, прочно ли стоит стремянка в библиотеке.

— Ну… и что ты здесь делаешь?

Он едва не подскочил на месте — так удивительно было слышатьвысказанный вслух вопрос, который он только что задавал себе. Затем, сообразив,что говорил кто-то другой, Уэллен понял: смысл вопроса был иным, куда болееземным и прозаическим. Испустив вздох облегчения, он обернулся и увиделкапитана Яльзо.

Моряк был очень стар — никто не мог сказать, насколько стар.«Стар, как само море», — говорил кто-то из матросов. Ну, для подобного возрастакапитан Яльзо держался еще хоть куда. Хотя волосы его и были поразительно —сплошь! — белыми, а окладистая борода полностью закрывала грудь, в капитане небыло ни капли старческой дряхлости. Одна его осанка подтверждала это, не говоряуж о способности управляться с командой в жесточайшие штормы, когда онзаставлял матросов работать изо всех сил и тем спасал «Крыло Цапли» и всех егопассажиров. За их долгое совместное путешествие это случалось неоднократно. Каки большинство людей, Яльзо был несколькими дюймами выше Уэллена. Ученый, снова— в который раз — удивился, что люди, подобные этому насквозь просоленномуморем капитану, считаются с его мнением.

— Что-то ты дрейфуешь, — сказал Яльзо тем тоном, в каком ониговорили лишь между собой.

Если на корабле хоть кого-то можно было назвать другомУэллена, то этим человеком был Яльзо. До появления ученого капитану предстоялалишь долгая утомительная жизнь в отставке. Уэллен же подарил ему еще одно — и,правду сказать, величайшее — приключение. Никто до них не заплывал так далекона запад. По крайней мере никто, сумевший бы после вернуться назад и поведать освоих странствиях. Однако ученый был целеустремлен и настойчив — и этогостарому моряку было достаточно. Ни разу не терял он веры в Уэллена.

— Извини, — пробормотал Бедлам. — Я все думаю и думаю: чтоже мы обнаружим здесь…

Он махнул рукой в глубь материка.

— Ну как же — деревья, травы, зверей, птиц… — Яльзоподмигнул ученому. — Пожалуй, парочку-другую заброшенных городов, озверевших отскуки мамзелей — ну и, конечно же, груды золота.