— Верхом они смогут покрыть порядочное расстояние, так? —Асаальку, очевидно, хотелось присоединиться к разведчикам, и в этом они смолодым Бедламом были едины. — Возможно, они найдут что-нибудь такое, за чем мысможем вернуться, если город ничего не даст.

Мысль была воодушевляющей, но Уэллен не хотел давать волинадеждам. Про древний город они, по крайней мере, знали, что он существует.Возможно, на всем континенте не было ничего подобного. Возможно, и вовсе ничегоне было.

Уэллен от души надеялся, что это не так. Иначе мечта егопревращалась в досужую дурацкую выдумку.

Остаток дня прошел спокойно. Люди Яльзо постояннозарисовывали рельеф местности, чтобы потом из их набросков можно было составитьполную карту этих земель. Капитан то и дело отлучался переговорить скартографами, оставляя обеспокоенного Уэллена ехать в одиночестве рядом сголубокожим великаном. К счастью, Асаальк, похоже, был полностью поглощенсобственными думами и за все время пути сделал лишь одно замечание — онеобыкновенно большой птице вдалеке. Насколько оба они могли судить, птица быларазмером с человека. Это обстоятельство заставило северянина проверить свойлук, а Уэллена — мысленно перелистать легенды о Царстве драконов.

Когда солнце наконец опустилось к самым холмам и Яльзопредложил остановиться на ночлег, Уэллен был более чем рад согласиться. Онивыбрали слегка поросшее лесом место, обеспечивавшее кое-какую защиту. Уэллена,впрочем, устроило бы любое — хоть каменистый склон холма. Усталость его всочетании с дурным предчувствием давала себя знать куда сильнее, чем можно былоожидать.

— Похоже, ты совсем вымотался, — сказал капитан после того,как они препоручили лошадей одному из матросов. Вокруг усталые люди готовилисебе ужин и постели. Некоторым Уэллен кивнул и постарался при этом выглядетьвоодушевленным. Правда, он плохо представлял, что у него получилось.

— Вот, наверное, в чем беда всех ученых. Сидячий образжизни. Мое тело просто отказывается выносить все это.

Выражение лица Яльзо говорило, что он вряд ли поверилобъяснению, однако капитан слишком любил Уэллена, чтобы подвергать егорасспросам — по крайней мере, сейчас.

— Поешь, а после — сразу ложись. Я расставлю посты. Еслитолько этот голубой дьявол еще не успел меня опередить.

Голубой человек так и не присоединился к ним, но, напротив,едва спешившись, устремился прочь. Правда, Уэллена не слишком заботило, что вданный момент делает Асаальк: здесь, в глуши, амбиции его помощника не находилиприменения. Возможно, когда они достигнут древнего города, он и сможет обратитьвсеобщую тягу к сокровищам себе на пользу, но не сейчас. Уэллен вел экспедициюбыстро и без помех, а его опасения по поводу северных земель разделяли почтивсе.

Еда на исходе дня оказалась очень кстати, как и ожидавшийего шатер, который Уэллен обнаружил, вернувшись к своим вещам. Яльзо и Асаалькнастояли на том, чтобы глава экспедиции пользовался отдельным шатром. Всевосприняли это как должное, но Уэллена такие почести смущали. До сих пор егожизнь была спокойной и безмятежной, и потому он постоянно опасался, что людиперестанут уважать его, если он не будет работать и жить в точности как они.

Однако шатер обеспечивал ему некоторое уединение,необходимое для исследований. Забыв о еде, ученый принялся копаться в своихзаписках и заметках о Драконьем царстве. Полезно время от времени перечитыватьболее ранние записи. Занятие это так поглотило Бедлама, что он не поднималвзгляда, пока вдруг не осознал, что кто-то окликает его по имени.

— Так и знал, что ты в бумагах своих роешься! — сказалкапитан Яльзо. — И что ты в них такого нового каждую ночь находишь? На корабленочи напролет читал, и здесь — снова-здорово!

Уэллен собрал бумаги.

— Всегда находишь что-то новое. Иные перспективы, свежиемысли — да все, что угодно!

— Что угодно, говоришь… Словом, хоть ты и главный, а яприказываю тебе отправляться на боковую. Если, конечно, не хочешь завтравывалиться из седла.

Спать… При мысли о сне вдруг стало так хорошо! Уэлленвзглянул на свой ужин, съеденный лишь наполовину.

— Вот только доем.

Тогда не читай за едой, — предложил старый моряк. — Да, еще,чтоб ты знал: голубой дьявол отправился с парой человек на охоту. Сказал, тутполно дичи.

— Если только он не спутал с оленем кого-то другого. Яльзопомрачнел.

— Вот этого ему лучше не делать.

Вглядевшись в лицо капитана, Уэллен покачал головой. Онсомневался, что Прентисс Асаальк пойдет на такую жестокость, как убийство.Северянин был слишком горд, ему наверняка хотелось доказать, что именно ондолжен быть лидером экспедиции, для того он и демонстрировал все свои таланты.Но Яльзо прожил бурную жизнь. Среди пиратов и прочего подобного им людапоневоле начинаешь видеть все в мрачном свете.

Капитан, видя, что Уэллен пропускает его предостережениямимо ушей, перешел к более прозаическому предмету.

— Тучи надвигаются все быстрее и быстрее. Может, они и недождевые, но сомневаюсь, что завтра будет солнечно.

После дневной жары это звучало для Уэллена обнадеживающе.

— Значит, сможем пройти на несколько миль больше. А запогодой станем следить внимательнее. Нигде не упоминается, насколько она здесьпеременчива. Не хотелось бы, чтобы ливень застал нас врасплох.

— Я буду помнить. У меня на сегодня все. Давай-ка отдохнималость. Ты нуждаешься в этом. — Кряжистый старый моряк направился к выходу, нона пороге остановился. — Если через час не будешь спать, велю часовым привязатьтебя к кровати!

С этими словами капитан ушел, а Уэллен рассмеялся. Онотлично знал, что Яльзо вполне на такое способен. Собрав свои запискиаккуратной стопкой, он уложил их в непромокаемый мешок и сел доедать ужин. Унего еще будет достаточно дней, чтобы перечесть все это сотню раз, а капитанбыл совершенно прав, заметив, что он, Уэллен, нуждается в отдыхе. Освободившисьот гипнотического притяжения работы, ученый почувствовал, что усталостьнахлынула с новой силой.

Он даже усомнился, сможет ли доесть ужин прежде, чем сонокончательно одолеет его.

Ахнув, Уэллен сел в постели. Он никак не мог понять, скольковремени прошло с тех пор, как он заснул, но был уверен, что ночь на исходе.Снаружи доносились только обычные ночные голоса — насекомых, птиц и прочихмелких ночных созданий. Ученый нахмурился. Встревожил его не какой-нибудь изэтих звуков, скорее он ощутил, что снаружи есть что-то еще — нечто, никогда невстречавшееся ему раньше.