— А-а, и северянину хочется туда? — Моряк поскреб бороду. —Как бы ни претило мне с ним соглашаться, я думаю, это — наш лучший шанс. Долгомы здесь оставаться не можем, а это, похоже, быстрейший способ доказать своюправоту.

— Не говоря уж о том, чтобы попутно разбогатеть.

— Ну, я таких мыслей никогда не чурался. — Глаза Яльзоблеснули. — Ты ведь не против, чтобы мы разбогатели, верно?

Уэллен поднял руки и тут же бессильно опустил их.

— Сдаюсь. Пусть будет город.

— Вот это разговор!

А что я еще мог предложить? — подумал Уэллен. Хотелосьнадеяться, что ему удастся удержать людей от грабежа, пока он не успеетосмотреть все. По крайней мере, в этом они должны ему уступить.

— Идем наконец в лагерь, — сказал Яльзо, до отказарасправляя плечи. — И на этот раз ты ни шагу оттуда не сделаешь, иначе яприставлю полдюжины людей следить за каждым твоим движением!

Молодой ученый почел за благо не спорить. Отвернувшись — покрайней мере, до завтра — от земель его детских мечтаний, он направился клагерю.

На этот раз капитан пошел следом за ним.

Не будь обе его короткие отлучки прерваны, Уэллен, весьмавозможно, заметил бы отпечаток на мягкой земле. Правду сказать, он едва ненаступил на него, однако тот, другой, отпечаток был так велик, что ботинокученого не покрыл бы и десятой части его площади. А возможно, Уэллен, дажевзглянув под ноги, не заметил бы его, поскольку трава, примятая чужой подошвой,давно успела распрямиться в обычном для всех растений стремлении к солнцу.Поэтому отпечаток больше чем наполовину был уже незаметен.

Но увидел бы Уэллен этот след, нет ли, это было далеко нестоль важно, как тот факт, что ученый мог бы догадаться, что за создание егооставило, хотя прежде ничего подобного не видел. Скорее всего, он мог бы такжесообразить и то, сколь близко от одного из таких чудовищ расположен лагерь.

След был оставлен лапой рептилии куда крупнее любогочеловека. То есть драконом.

И — преогромнейшим.

Она, хоть и сидела одна в самом сердце темного леса, вовсене боялась ночи. Ленивое пламя едва освещало землю вокруг. Забене было всеравно; костер существовал только потому, что она любила смотреть, как языкипламени отплясывают свою коротенькую жизнь. Ей нравился этот танец — она тожеиграла в жизнь и смерть.

Хлопанье крыльев предупредило ее о приближении некри.

Забена, подняв глаза, наблюдала за снижением чудовища. Втусклом свете ее внешность являла собой образец контраста: красота, оттененнаяпокровом смерти… Ее лицо было совершенно — вот самое лучшее описание. Кошачьиглаза мерцали, если что-либо привлекало ее внимание. Длинные ресницы, смежаясь,прятали мерцание перед тем, как она убивала. Безупречная белая кожа. Маленький,прекрасно очерченный нос и полные кроваво-красные губы. Разве что крошечнаяскладка на подбородке слегка портила ее внешность, но мужчины просто незамечали этой черточки на фоне всего остального.

Волосы цвета эбенового дерева обрамляли ее бледные черты,ниспадая до бровей и распускаясь по плечам. Слева их пронизывала единственнаяседая прядь. Трудно было различить, где кончаются волосы и начинается платье —одеяние ее тоже было черным как смоль. Фигура Забены не уступала красотоючертам лица, и одежда как нельзя лучше подчеркивала этот факт. Тонкая ткань иглубокие вырезы спереди и сзади, казалось, мало подходили той, кто большуючасть времени проводит в глуши, однако платье совершенно не пачкалось, иволшебница никогда не чувствовала неудобств, какая бы ни стояла погода.

Множество мужчин пали жертвой красоты Забены, но красотаслужила лишь ей самой, да еще тем, кого она называла хозяевами.

Что касается некри, скорее всего, он считал ее такой жеотвратительной, как она — его.

Когтистые лапы коснулись земли, и некри рысцой затрусил кней, похожий на бегуна, согнутого изнурительной гонкой. Крылатая мерзость неостанавливалась, пока не оказалась в нескольких футах от огня. Здесь тварьсложила крылья и застыла в ожидании. Белые бездушные глаза некри взирали нахрупкую человеческую фигурку у костра.

Забена прекрасно знала, сколь опасны некри, знала ихфантастическую скорость и остроту когтей. Словно напоминая, что это еще не все,огромное создание улыбнулось ей, обнажив два ряда кинжально-острых зубов. Хотятело чудовища в основном походило на человеческое, все остальное былоизвращенной пародией на летучую мышь. Некри, будь он способен держатьсясовершенно прямо, был бы выше семи футов ростом. Он и сгорбившись лишь слегкане дотягивал до шести. Кожа его, как и кожа Забены, была бледна, но иначе —бледностью давно умершего существа.

Ветер слегка переменился, напомнив ей еще об одном. От некриздорово воняло. Запах падали, разложения окутывал его, словно облако. Темнаязаклинательница привыкла к вони, будучи вынуждена выносить ее всякий раз привстрече с хозяевами, но, исходя от этой ужасной твари, запах словно усиливался.Некри, дай ему только возможность, с удовольствием присоединил бы женщину ксвоему обеденному меню. Так он был создан. Человек мог некоторое времяповелевать такой тварью, но полностью некри был верен лишь Повелителям Мертвых.

В конце концов, именно они сотворили эту чудовищную расу.

Вздернутый нос и длинные уши твари дрогнули, словно та снетерпением ждала, когда Забена заговорит.

Волшебница не поднялась, хотя в этом случае глаза ееоказались бы почти на одном уровне с глазами «собеседника». Вместо этого онапротянула вперед руку — так, что некри мог видеть маленькую медную фигурку,лежавшую на ее ладони. То были два борющихся друг с другом создания. Птицелюди.Волшебница никогда не спрашивала, откуда взялась эта вещица (никто и никогда незадавал хозяевам глупых вопросов), но полагала, что она осталась от искателей,птичьего народа, правившего этой землей до прихода Королей-Драконов. Те оченьлюбили использовать для заклятий разные медальоны и талисманы. Народ этотсуществовал до сих пор, но нынешняя сила его была лишь тенью прошлого величия.Все же они были достойны восхищения, если могли делать такое…

— Ты знаешь, что это?

Некри подался вперед, по возможности избегая света костра,взглянул на медную вещицу и издал писк, который, как уже знала волшебница,означал положительный ответ. Она сдержала улыбку. Ее всегда забавляло, чтотакие страшные чудовища, как некри, не разговаривают, а тоненько пищат.

— Смотри.

Она щелкнула по фигурке.