Когда все уснули, Евпатий, с заговорческим видом позвал кота к себе в кладовку. Тот шел туда с прижатыми ушами, поджатым хвостом и всё время оглядывался.

– Слушай меня внимательно. От тебя сейчас зависит жизнь твоей хозяйки.

Кота сейчас надо было видеть: у него сползли глаза к носу, а лапы просто расползлись.

– Если не ты, – напирал на него домовой, – то кто?

Кот от этих слов был на грани обморока.

– Думаю, тебе надо подружиться с этим Витюшей, – усаживаясь на свою подушечку, сказал домовой.

– Зачем? – еле выдавил из себя Элвис.

– Ну, ты же хочешь, чтобы он отсюда ушел?

– Кто?

– Витюша этот.

– Хочу, – отвечал кот, приподнявшись и нервно переступая лапами.

– Слушай тогда внимательно, – зашептал домовой. – Ты запрыгни к нему на диван, сядь и гляди на него.

– И всё?.. – глаза у кота сильно выпучились.

– Нет, не всё… Ты ему внушай.

– Что внушать?

– Ну, всё, что тебе хочется.

– А рыбу можно внушать?

– Можно.

– А много рыбы можно внушать?

– Хоть целое ведро.

Коту ведро рыбы очень понравилось, и теперь он сидел на диване и со всего духу таращился на спящего Виктора. Евпатий же стал душить его, говоря коту, что так лучше подействует. Кот недоверчиво на это смотрел, но не вмешивался. Когда же тот, наконец, громко закашлял, кот перепуганно взвыл от неожиданности. Виктор, задыхаясь, вскочил и увидел кота, который с воплями шарахнулся об стенку. Тот с трудом поймал Элвиса за диваном, открыл форточку и пытался его туда вытолкнуть. Кот дико орал и яростно сопротивлялся. Домовой же сидел в кресле, смотрел на всё это, покачивая от удовольствия ногами.

На шум прибежала хозяйка и увидела эту картину.

– Он меня душил, Валюша! Прикинь, этот мерзкий котяра меня душил! – кричал, оправдываясь, Виктор.

Хозяйка забрала у Виктора своего Элвиса и, поглаживая его, молча вышла из комнаты, закрыв дверь.

Элвис млел в руках хозяйки и благодарил домового. Тот в свою очередь отвечал, положив ногу на ногу:

– Да не за что. Всегда, пожалуйста. Сколько хотите. У меня этого добра хоть пруд пруди. Будете проходить мимо, проходите. Всегда рад…

Наутро Виктор сказал, что уходит, но куда, насколько и вернётся ли, не сказал. Валентина отнеслась к этому спокойно.

Евпатий какое-то время отдыхал у себя в кладовке, потом, потягиваясь, произнёс:

– Скучно что-то.

И пошел гулять по дому. Случайно увидел, как в сервант хозяйка положила золотую цепочку, взял её и подбросил коту в миску.

Сердце у него радовалось, когда хозяйка её там, наконец, обнаружила. Но она почему-то не стала ругать Элвиса.

Что-то подозревая, Валентина заказала экстрасенсов.

Они приехали… руками махали, махали…

Евпатий сидел на спинке кресла в обнимку с котом и ухохатывался.

Один экстрасенс, важно усаживаясь в кресло, заявил, что это дух какой-то там бабушки, которая была графиня… и поэтому хозяева дома должны оставлять в мисочке молоко, что бы задобрить этого духа.

– Насчёт молока они правы, да, Элвис? А вот насчёт бабушки-графини?.. С какого перепуга они это взяли, дуреманы казённые, что она графиня? Вот подумали хотя бы своими ушибленными мозгами, что графиня всё-таки должна жить в замке.

Да-а-а… жил я когда-то давно-о в замке… бр-р… не хочу больше. Там столько всякой нечисти!.. Тебя эта нечисть, Элвис, просто сожрала бы.

У того по спине пробежали мурашки, а хвост нервно задёргался.

– А вот насчёт молока, – продолжал домовой, – это то, что надо?

При этом он пристегнул экстрасенса булавкой за ворот к креслу. Котяра сразу же смылся под диван от греха подальше.

Последствия были очень смешные для домового и не очень – для экстрасенса.

После их ухода хозяйка стала оставлять молоко в миске и по совету экстрасенсов, натыкала по всей квартире иконки.

Домовой ходил, смотрел, разглядывал эти иконки и злорадно хихикал:

– Гляди, Элвис, твоя хозяйка думает этим меня испугать, что ли? Ну-ну! Вот раньше были иконы так иконы, их люди кистями писали. Помню, спрятал кисти у одного такого художника, так он та-ак переживал… умолял меня отдать. В те времена люди знали о моём существовании, уважали. Отдал, конечно, ему эти кисти, очень уж просил. Уж как он меня потом благодарил… и молоко, и блины с мёдом, и каши разные. А сейчас никакого уважения, молока, и того не допросишься. А эти иконки – наштамповали картинки и думают что это иконы!..

Он собрал их все и положил в мусорное ведро. Через какое-то время услышал, как хозяйка, найдя их там, истерически стала охать.

Вдруг Евпатий услышал вой пылесоса. Дверь в кладовку открылась, Валентина пылесосом стала высасывать из всех углов пыль и засосала подушку. Она подняла её и долго смотрела, вспоминая: «Эту подушку я, по-моему, уже выкидывала… странно».

Взяла её, вышла во двор и отнесла в мусорку. Домовой бежал следом, страшно ругаясь. Хозяйка вернулась домой и захлопнула дверь. В дверь тут же постучали. Она, недоумевая, кто это, открыла.

На пороге лежала подушка. Не успев что-либо сообразить, увидела, как подушка зашевелилась и поползла по полу к кладовке, дверца открылась, и подушка исчезла в кладовке.

Домовой злобно при этом бурчал:

– Стой, стой теперь, соображай, если есть ещё, чем соображать после увиденного сейчас. Попробуй взять ещё раз мою подушечку! Я тебе устрою, я тебе покажу, чувырла кочевряжная!

У Валентины, наблюдавшей эту картину, подкосились ноги, и она сползла по косяку на пол без чувств. Домовой выглянул, пробурчав:

– Этого мне только не хватало.

Евпатий намочил полотенце и положил ей на лоб. Затем подтащил скамеечку, положил на неё ноги хозяйки, объясняя коту:

– Это надо, чтобы кровь прилила к голове.

Затем притащил плед и укрыл, продолжая бурчать:

– Она подушечку мою выкидывает, потом, видите ли, в обморок падает, а я тут мучайся с ней!..

Элвис же сидел и озадаченно следил за всеми действиями Евпатия.

Через какое-то время хозяйка пришла в себя. Она приподнялась и заметила, что заботливо укрыта, с головы упало мокрое полотенце.

Она позвала:

– Витя, это ты?

В ответ было молчание. Валентина поднялась и, пошатываясь, обошла дом. Виктора она, конечно, не нашла. Набрала его номер телефона, но там сбрасывали звонок.