Поток машин оборвался, но Журавлев с высоты бордюра увиделспешащих в сторону кафе с другой стороны Lordwolf’а, Янковского и блистательнуюЛилию. Рослый Журавлев как ледокол раскалывает толпу… нет, с его седеющейголовой он больше похож на айсберг. Янковский быстро-быстро объясняет что-то,жестикулирует с такой скоростью, словно руки работают пропеллером, а Лилиянесет себя горделиво и вызывающе, на нее оглядываются как мужчины, так иженщины, лбы в гармошках: где раньше видели эту фотомодель или голливудскуюкиноактрису? Никто из корчмовцев не решается спросить, сколько ей лет, уж оченьблистательно красивая молодая женщина, но, сколько в Корчме помнили, она всегдахозяйка сайта, как и хозяйка крохотного издательства, где она же и дизайнер, игрузчик, и продавец. И все встречи устраивает и организовывает тоже она, словноу нее в сутках часов по семьдесят…

Через окно видно, как эти две группы, соприкоснувшись,исполняют ритуал приветствий: кто обнимается, кто щупает друг другу ладони, ктозалихватски шлепает по влажным спинам. За это время снова вспыхнул зеленыйогонек, Лилия толкнула зазевавшегося Журавлева на проезжую часть. Остальныепотянулись послушно и аккуратно следом — это на обратном пути уже самиавтомобили будут шарахаться от этого веселого галдящего сброда!

Из кухни накатывали запахи жареного мяса. Валентина знала,что если встреча затянется, то молодым здоровым желудкам потребуется нечтопосущественнее, чем креветки.

В двери как тараном вломился бодрый гвалт. По дороге всеперезнакомились, новички теперь с любопытством смотрели на ранее прибывших,стараясь угадать, кто из них кто. Крылов пошел по всем с протянутой рукой,ритуал ощупывания ладони, что поделать: живем в этом мире, называл себя, слушалимена, тут же забывал, улыбался, краем глаза посматривал, чтобы никто не сел наего любимое место у окна.

Рассаживались тоже шумно, двенадцать человек, самыеотборные, самые интересные, показавшие себя в виртуальных спорах. Большинствопродолжали бесконечные дискуссии, что начались еще в виртуальной Корчме икипели по дороге.

Во главе стола посадили Журавлева и Лилию. Крыловпосматривал на них с удовольствием. Журавлев, высокий, что редкость для людейего возраста, тогда акселерация еще не проснулась, крепкий как дуб, и, чтосамое удивительное опять же для людей его возраста: дружит с компом, знаетпрограммы, сразу же освоил Интернет и с удовольствием следит за всеминовинками, тут же апгрейдивает, знает характеристики плат, что еще только готовятсяк выпуску, сам инсталлирует программы, а то даже и вносит в них кое-какиеизменения.

Ходит он обычно, как и сейчас вон сел за стол, срасстегнутой на груди рубашкой, откуда выбивается густая седая шерсть, длиннаяи с толстыми волосами, пуля запутается, рукава закатаны по самые предплечья,все такой же, как и сорок лет назад, не замечая, что его бывшиеоднокашники-хулиганы стареют, седеют, начинают ходить мелкими шажками,одеваются потеплее, потеплее…

К Крылову подсел Яшка, застенчивый, вечно горбился, что сего ростом вообще-то понятно.

— Чего Черный Принц такой злой?

— Наши гомосеки, — ответил Крылов, — или негомосеки… не помню, какие-то сексменьшинства показ устроят в БольшомКремлевском дворце. Не то публичное совокупление с животными, не то только другс другом и желающими из публики. Ну, наш патриот желчью брызжет…

Его один корчмовец, злой и непримиримый большевик Матросов,прорычал:

— Что значит «наши»? Если гомосек — уже не наш. Кстенке гадов!

А добрый Яшка встревожился:

— В самом деле гомосеки?

— Не знаю, — ответил Крылов. — Да развеважно? Все они гомосеки.

Яшка отпрянул вместе со стулом:

— Ну ты даешь! Как это?

— Должны быть места, — ответил Крыловзначительно, — которые… э-э… святы. Куды низзя с барабаном и в шортах.Букингемский дворец, Тадж-Махал, Кремль… Это последние твердыни. Если в Кремлепройдет шоу юсовских клоунов, то, считай, последняя крепость России взята. Ачто у нашей армии все еще есть атомные бомбы, то это все фигня. Если в Кремлепозволят ходить голым девкам, то, считай, Россия рухнула… И атомные бомбы неспасут.

Яшка возразил с неудовольствием:

— Ну почему же так? Голые девки — это хорошо.Прогрессивно. Ты вон каждую провожаешь взглядом.

— Это не я провожаю. Это обезьяна во мнепровожает, — объяснил Крылов. — Большая, толстая и рыжая обезьяна.Гнусная. Я с ней борюсь… с переменным успехом, правда. Но борюсь. Чаще онаменя, конечно, но борюсь же!.. Это очень здоровенная обезьяна. Когда она совсемменя одолевает, я иду на трюк: быстро поддаюсь ей, затем тут же… пока она ещеничего не хочет, беру верх!

Он захохотал — как приятно обескураживать собеседника,взгляд его неспешно скользил по лицам, уши вбирали слова, мозг привычнорасчленял на паузы, интонации, тембр, ни на миг не оставляя работу, как непрекращал даже в те редкие, надо сказать, моменты, когда бывал в полнойотключке, будь это глубокий сон или перепой. Во всяком случае, нередко послепьянки он обнаруживал, что мозг сам по себе закончил заказанные ему еще неделюназад расчеты, за которые никак не мог взяться из-за нехватки времени или жепотому, что постоянно отвлекают… эта гнусная обезьяна или что-то еще. Тожеобезьянье.

— Для меня стало понятно, что страна обречена, —сказал он размеренно, — когда я увидел, как правительство в полном составеринулось… в больницу навещать инфарктнувшего клоуна Юрия Никулина. Страна вразрухе, все горит, ломается, взрывается, а президент страны грозно требует отврачей, чтобы сделали все возможное, чтобы спасти жизнь его любимому клоуну.Мол, первоочередная задача России! И глава правительства Черномырдин мчится вбольницу и трясет врачей, чтобы сделали все возможное, нельзя же умереть клоунуот какого-то инфаркта… Для меня дело не в том, что страна рушилась, что управительства должны быть задачи поважнее, но… одновременно с клоуном в другойбольнице, не такой престижной, умирал сам Святослав Рихтер! Рихтер —олицетворение культуры, искусства, перед которым весь мир почтительно снималшляпы… но что такое для нашего правительства Рихтер? Кто его навестил? А вотклоун — это да. Да еще рассказывавший по Центральному… подуматьтолько — Центральному телевидению пошлейшие анекдоты! В самое что и естьсмотрибельное время, когда все вернулись с работы, поели и сели передтелевизорами. Да, это и есть та Россия, с которой противно… даже не подберудостаточно крепкое слово! Но мне противно. И потому я больше не русский.

Матросов сказал угрюмо:

— Ты будешь смеяться, но сейчас этому клоуну ставят вМоскве памятник. Его именем назван новый автомобиль, две улицы в районеБульварного кольца, учреждена премия для Академии искусств и ежегодныйвсероссийский конкурс: кто громче перднет!.. С трансляцией по всероссийскомутелевидению. Это тебе не передачи из Большого театра, не международные конкурсыскрипачей, не какой-то Рихтер! Сам президент страны обещал присутствовать.